Геннадий Гусаченко - Рыцари морских глубин
Сергей Николаевич остался человеком скромным: — Можно рублей… ну хотя бы сорок. — Так и запишем: четыреста рублей в месяц на всём готовом… Предрекаю: на подводных лодках вас ждёт удивительная жизнь и быстрая карьера! — обещал Беклемишев.
— Не сомневаюсь, — бодро отвечал Панафидин.» Мы ничего не знали ни о каких катастрофах.
Мы не думали о них.
Нам и в голову не приходило, что с нашей лодкой и с нами что–то может случиться. С юмором и молодым задором делали своё дело, во всём полагаясь на командира. Однако, и на К-136 тоже случались истории. Вроде той, что сначала напугала, а потом рассмешила всех. На переходе к месту пуска ракеты приключилась неприятная история с металлической пластинчатой пружинкой, доставившей всем нам массу волнений. Такая маленькая, зараза, а столько переживаний из–за неё было. А виной всему излишняя старательность шахтёрского парня старшего матроса Николая Чепеля, вздумавшего для надёжности ещё раз проверить работу электронно–вычислительной аппаратуры системы «Марс». Прежде чем рассказать о том, что заставило всех нас изрядно помандражить, сделаю некоторое отступление: те, которые думают, что в жизни моряка–подводника одни погружения и всплытия, жестоко ошибаются. Есть у подводника радости. Выход наверх после многодневного нахождения в душном отсеке. Вино к обеду и шоколад к вечернему чаю. Всякие там деликатесы в консервных банках. Отдых в санатории по приходу из автономного плавания. Радость встречи на пирсе по возвращении из моря. И много ещё других счастливых моментов, из–за которых стоит надеть флотскую тельняшку или прицепить к поясу золочёный офицерский кортик. А вот у старшего матроса Чепеля особую радость вызывала команда: «Начать ППР!». Планово–предупредительный ремонт. Правда, ничего ремонтировать в высокоточных приборах не требуется. Под плановым предупреждением возможного отказа аппаратуры подразумевается её внешний осмотр, продувка воздухом, промывка спиртом, протирка. Поэтому моряки аббревиатуру «ППР» расшифровывают на свой лад: «Посидим, побалдим, разойдёмся». По команде из центрального поста «Начать ППР!» командир боевой части традиционно откупоривает двадцатилитровую канистру со спиртом. С хорошим медицинским спиртом, почему–то именуемым на флоте «шилом». Каждый в отсеке подставляет под канистру эмалированную кружку, и тогда слышатся приятные душе бульканья. Спирт в таких случаях предназначен для вышеупомянутых протирки, промывки приборов, дабы уберечь их от сырости и ржавчины — извечных врагов моряков. Промывка спиртом, если, конечно, последний не выпивается и не заменяется бензином, помогает содержать приборы в чистоте и постоянной готовности к бою. С «шилом» этим однажды у нас такая история вышла. Всему экипажу старпом Куренков объявил: —
— Спирт выдаём не питьевой, а технический. Не этиловый, а метиловый. Яд очень опасный. От него можно умереть, ослепнуть. Распишитесь в журнале, что предупреждены об опасности применения метанола внутрь. Расписались, спирт получили и началось. Заявляется ко мне на боевой пост Ваня Герасимов с баклажкой так называемого «метанола», усы подкручивает, пробку нюхает. — Не верится мне, Генаха, что старпом яду нам налил. Чистый, как слеза комсомолки в первую брачную ночь. — А вдруг правда? Выпьешь и на тот свет сыграешь… В лучшем случае. А ну, как слепым станешь? Пришли ещё закадычные друзья Слава Скочков, Коля Пироговский, Боря Пирожников, Ваня Замула. Петруха Молчанов, само собой, тоже здесь. Сидим, молчим, думаем. Ваня Герасимов ус перестал крутить, вслух общую мысль выразил:
— Надо, мужики, проверить. Говорят, если луковицу в спирт бросить и она не почернеет — нормальное «шило».
— А я слышал, что картофелиной сырой испытывают, — дополнил герасимовские познания химического анализа Ваня Замула. Тотчас кок Пирожников сбегал на камбуз и принёс для верности то и другое. Налили в плафон спирт, поместили в него луковицу и очищенную картофелину. Минут десять подождали, глядя на них. Плавают, ничего с ними не делается. Ваня Герасимов первым зачерпнул кружкой из плафона, обвёл всех прощальным трагическим взглядом.
— Дозвольте за народ пострадать, мужики. Ежли кину кони, прошу простить меня, може кады забидил кого словом аль делом.
Он опрокинул в рот одним глотком содержимое кружки, посидел минуту с выпученными глазами, выдохнул и закусил золотистой копчёной рыбкой из баночки «Шпроты». Мы выжидающе смотрели на него. Ваня, преисполненный важности момента, с печатью героя на хладнокровном лице, зачерпнул ещё раз и спокойно захрустел шпротами. К плафону потянулись остальные. Тем же манером пробу с «вредного» спирта сняли во всех отсеках. Вечером, когда о выпивке стало известно старпому, Куренков выругался со словами:
— Вот народ! Хорошо, что я выдал им настоящий медицинский спирт. А если бы и в самом деле метанол?! Ведь отравились бы!
Теперь, наверно, понятна нескрываемая любовь Николая Чепеля к планово–предупредительному ремонту. За сутки до подхода в «точку», оператор электронно–вычислительной машины старший матрос Николай Чепель получил свою долю «шила». Разумеется, он не со всех ног бросился протирать и промывать свой обожаемый «Марс». Прежде всего, Чепель достал из вентиляционного лючка запрятанную туда фляжку. Благоговейно отлил в неё из кружки, оставив самую малость на донышке.
Мурлыча под нос: «…ландыши-и, ландыши-и, светлого мая приве–ет…», Чепель привычно отвинтил барашки на панели управления ЭВМ и открыл крышку. В квадратном проёме перед ним предстало умопомрачительное скопище проводов, рычажков, шестерёнок. И если двигательная установка — сердце корабля, то электронно–вычислительная машина — его мозг. Пучки глянцево–блестящих проводов ласкали глаз разноцветьем изоляции, и Чепель, как опытный хирург, погрузил в этот электронный мозг кисточку, смоченную в спирте. Он запустил её внутрь хитроумного механизма, стараясь протереть там теоретически возможные пылинки. Продолжая напевать про ландыши, поприжал кисточку чуть посильнее. Что–то вдруг бзынькнуло из–под руки, где–то у носовой переборки звенькнуло и всё. Что упало, то пропало.
Ещё не разобрав, что именно улетело, Чепель всем нутром почувствовал: случилось ужасное. Приглядевшись к переключателю, навороченному проводками, колёсиками, контактами, релюшками, сопротивлениями, Николай понял: улетела пружинка. Фигурно изогнутая пластинка с разными на ней вырезами, выступами и коленцами. Такую сам не сделаешь. И на берег за ней в секретный уральский завод не сбегаешь. Однозначно. И в ящике с запасными частями к «Марсу» пружинки с такими выкрутасами нет. Это Чепель хорошо помнил. Мало надеясь на чудо, пощёлкал переключателем: туда–сюда. Тумблерами: чак–чак. На кнопки Чепель: жим–жим. Нет, чуда не случилось. Приехали. Станция «Березай». Не хочешь — вылезай! Молчит машина. Не светятся табло. Не мигают лампочки. Не дрожат стрелки приборов. Чепеля холодный пот прошиб. Ещё бы! Тут кого хошь прошибёт. Вот–вот объявят: «Начать предстартовую подготовку!», а «Марс» не фурыкает. Без ЭВМ подводный крейсер не более, как самоходная баржа, ракетами вместо дров гружёная. Прикрыл Чепель панель, а сам давай по отсеку на коленях ползать. Пружинку злополучную искать. Не до ландышей ему. Пять минут, сопя, ползает, десять…Ползанья эти, конечно, не остались без внимания командира БЧ‑2 старшего лейтенанта Тушина.
