Кортни. Книги 1-6 - Уилбур Смит
– Бармен, наливайте всем. Сегодня суббота, можно расслабиться.
– Добрый вечер, мистер Кортни.
– Удачи, сэр.
– Gezondheid,[25] мистер Кортни.
Приглушенные голоса звучали почтительно.
– Пейте, ребята, там, откуда это, еще полно.
Шон с Франсуа и Кертисом остановились у бара.
Все смеялись его шуткам. Лицо Шона раскраснелось от счастья, ему приятно было снова оказаться среди добрых друзей. Немного погодя дал о себе знать мочевой пузырь, и Шон через заднюю дверь отправился в туалет. Там разговаривали; Шон остановился за поворотом.
– …и чего он сюда приперся? Это ведь не поганый «Рэнд Клуб».
– Ш-ш-ш! Он тебя услышит, парень. Хочешь потерять работу?
– Наплевать! Что он о себе воображает? «Пейте, ребята, там, откуда это, еще полно». Я босс, и поэтому целуйте мне зад, ребята!
Шон стоял ошеломленный.
– Успокойся, Фрэнк, он скоро уйдет.
– Чем скорей, тем лучше, слышишь? Пусть этот паршивый франт с его ботинками за десять гиней и тростью с золотой рукоятью убирается туда, где ему место!
– Послушай, парень, ты пьян, не ори!
– Конечно, я пьян, достаточно пьян, чтобы пойти и сказать ему это в лицо.
Шон попятился и медленно вернулся к Франсуа и Кертису.
– Надеюсь, вы меня простите – я только что вспомнил, что намечал на вечер важное дело.
– Какая жалость, босс, – с облегчением сказал Кертис. – Может, как-нибудь в другой раз?
– Да, в другой раз.
Когда он вошел в «Рэнд Клуб», ему обрадовались. Три человека едва не подрались за право угостить его выпивкой.
Глава 27
Вечером он ужинал с Канди и за ликером рассказал ей об этом. Она выслушала его до конца, не прерывая.
– Они не хотели, чтобы я там был. Не понимаю, что я им сделал, почему они меня так невзлюбили?
– И это тебя беспокоит? – спросила она.
– Да, беспокоит. Раньше люди никогда так ко мне не относились.
– Я рада, что это тебя беспокоит. – Она мягко улыбнулась ему. – Когда-нибудь ты станешь очень хорошим человеком.
– Да за что они меня ненавидят?
Шон не хотел отказываться от первоначальной мысли.
– Они тебе завидуют. Ты ведь сам сказал «с его ботинками за десять гиней и тростью с золотой рукоятью» – вот тут и зарыта собака. Ты теперь не такой, как они, – ты богат. И не можешь ожидать, что они примут это.
– Но ведь я никогда ничего плохого им не делал, – возразил он.
– А тебе и не нужно ничего делать. За все в жизни нужно платить. Это часть платы за твой успех.
– Дьявольщина, как я хотел бы, чтобы здесь был Дафф, – сказал Шон.
– Дафф объяснил бы тебе, что это неважно, верно? – сказала Канди. – «Кому какое дело, приятель, до этой немытой толпы? Мы отлично обойдемся без них», – сказала она, подражая Даффу.
Шон почесал кончик носа и посмотрел на стол.
– Пожалуйста, Шон, не верь Даффу, если он скажет, что люди не имеют значения. Сам он в это не верит, зато порой говорит ужасно убедительно. Люди важны. Они важнее золота, или домов, или…
Шон смотрел на нее.
– Я однажды понял это, когда застрял в «Глубокой Канди». Там, в темноте и грязи, я понял это очень ясно. И принял решение. – Он озорно улыбнулся. – Я сказал себе, что больше никогда никому не причиню зла, если этого можно будет избежать. Тогда я чувствовал это очень остро, но потом…
– Да, пожалуй, я понимаю. Это серьезное решение, его трудно принять, а еще труднее выполнить. Не думаю, чтобы один случай мог изменить образ мыслей человека. Это как стена, которую возводят кирпич за кирпичом. Каждый раз добавляешь понемногу, а потом смотришь – стена окончена. Я же говорила, Шон, что в тебе есть сила. Думаю, однажды ты закончишь свою стену, и тогда в ней не будет слабых мест.
Глава 28
В следующий вторник Шон впервые после исчезновения Даффа поехал в «Ксанаду». Джонсон с четырьмя помощниками работал в бальном зале, упаковывая подарки и приклеивая к ним ярлычки.
– Заканчиваете, Джонсон?
– Почти закончили, мистер Кортни, завтра утром пришлю за подарками два фургона.
– Да, так и сделайте. Не хочу, чтобы они лежали здесь.
Шон поднялся по мраморной лестнице и остановился на верхней площадке. В доме ощущалось что-то мертвое: он был совершенно новый и ждал, чтобы пришли люди и оживили его. Шон прошел по коридору, останавливаясь и рассматривая картины, выбранные Канди. Это все были картины маслом в мягких пастельных тонах. Женские цвета.
– Без них обойдемся. Кое-какие – те, в которых есть жизнь: алое, черное, ярко-синее, – я оставлю себе.
Он открыл дверь своей спальни. Тут было гораздо лучше. Яркие персидские ковры на полу, стены в панелях темного
