Джон Kappe - Достопочтенный школяр
Джерри начал снова.
– Но ведь «Индочартер» получал, разве нет? Если толькомои хозяева, как обычно, не надули меня. «Индочартер» получал деньги из тамошнего русского посольства и переводил их в Гонконг в американских долларах. Такова версия Лондона, и они крепко за нее уцепились.
– Они с ума сошли, – уверенно сказала девушка. – В жизни не слышала подобной чепухи.
Джерри показалось, что она даже рада, что разговор свернул в такую невообразимую сторону. Рикардо жив – тут она шла по минному полю. Ко ее любовник – эту тайну пусть раскрывают, если хотят, Ко или Тиу, но она не станет. Но русские деньги – Джерри был до глубины души уверен, что она ничего не знает и поэтому ничего не боится.
Он предложил проводить ее до Стар-Хайтс, но она отказалась: Тиу живет с ней в одной стороне и им по пути.
– Вскоре увидимся, мистер Уэссби, – пообещал Тиу.
– С нетерпением буду ждать, дружище, – ответил Джерри.
– И пишите только о лошадях, слышите? По-моему, вы на этом больше денег заработаете, правильно, мистер Уэссби? – Он дружески похлопал Джерри по плечу. Ни в его голосе, ни в жесте не ощущалось ни малейшей угрозы. Тиу не произнес больше ни слова, будто опасался, что его совет сочтут чем-то более серьезным, нежели простой дружеской доверительностью.
Внезапно все кончилось. Лиззи чмокнула метрдотеля, но так и не поцеловала Джерри. За пальто она послала не Тиу, а Джерри, словно не хотела оставаться с ним наедине. Прощаясь, она едва взглянула на него.
«Иметь дело с хорошенькими женщинами, ваша милость, – предостерегал его Кро, – все равно что общаться с известными преступниками, а дама, чьего внимания ты домогаешься, несомненно, попадает под эту категорию».
Джерри брел домой по залитым лунным светом улицам, стараясь не обращать внимания на усталость после долгого путешествия, на нищих и на глаза, провожающие его из-за каждой двери. По дороге он подвергал изречение Кро тщательному осмыслению. Насчет «преступника», собственно говоря, можно было бы и помолчать: это слово во все времена было чересчур зыбким определением, а Цирк и его агенты существовали не для того, чтобы олицетворять собой слишком узкое понимание законности. Кро рассказывал Джерри, что в тяжелые времена Рикардо заставлял Лиззи перевозить для него через границы какие-то небольшие посылки. Велика важность! Пусть об этом пекутся умники из начальства. Известные преступники – совсем другое дело. «Известные» – с этим словом он был согласен полностью. Вспоминая затравленный взгляд, каким Элизабет Уэрдингтон смотрела на Тиу, он не мог не признать, что знал это лицо, этот взгляд, эту беспомощность всю свою сознательную жизнь, под какой бы маской они ни скрывались.
Многие недалекие критики Джорджа Смайли не раз шептали, что в этот момент ему следовало предугадать, в какую для Джерри сторону подует ветер, и увести его с поля битвы. В конце концов, Смайли был куратором Уэстэрби. Он единолично вел досье на Джерри, подкармливал и инструктировал его. Если бы он был в расцвете сил, говорили они, а не на полпути к закату, он между строк прочел бы тревожные сигналы в сообщении Кро и вовремя преградил Джерри дорогу. С тем же успехом они могли бы заявить, что он всего лишь второсортная гадалка. Факты, поступившие в распоряжение Смайли, были таковы.
На следующее утро после приключения Джерри и Лиззи Уэрд (или Уэрдингтон) Кро на автомобильной стоянке более трех часов выслушивал его отчет и в своем рапорте отметил, что Джерри, что вполне объяснимо, пребывает в состоянии «уныния, неизбежно следующего за бурным всплеском». Похоже, писал Кро, Джерри боится, что Тиу или сам Ко поставят девушке в вину ее «преступную осведомленность» и даже применят к ней насилие. Джерри не раз упоминал, что Тиу открыто презирает и девушку, и его самого, и, скорее всего, всех европейцев; он без конца повторял слова Тиу о том, что ради нее он проехал бы от Коулуна до Гонконга, и ни метра дальше. Кро возражал ему, указывая, что при желании Тиу мог в любую минуту заставить ее замолчать и что ее осведомленность, по собственным утверждениям Джерри, не касается даже «золотой жилы» из России, не говоря уже о братце Нельсоне.
Короче говоря, Джерри демонстрировал все обычные симптомы, которые проявляются у оперативных агентов после удачной операции. Ощущение вины, усугубляемое дурными предчувствиями, невольно возникающее расположение к объекту операции – эти симптомы так же легко предсказать, как предвидеть всплеск истерических слез у спортсмена после крупных соревнований.
На второй день, когда Джерри впервые вышел на связь, дозвонившись до Кро по заранее отработанной схеме, старик-австралиец, чтобы поддержать Джерри на плаву, передал ему теплые персональные поздравления Смайли – правда, чуть раньше, чем получил их из Цирка, – и отметил, что Джерри говорит гораздо более бодрым тоном, однако очень волнуется из-за своей дочери Кэт. Он забыл про ее день рождения – по его словам, он будет завтра – и хотел бы, чтобы Цирк послал ей японский кассетный плейер с набором записей, чтобы положить начало ее фонотеке. Кро телеграфировал Смайли список кассет, велел «домоправителям» административно-хозяйственного отдела немедленно браться за дело и потребовал, чтобы «сапожники» – иными словами, отдел, занимающийся изготовлением фальшивых документов, – написали почерком Джерри сопроводительную открытку со следующим текстом: «Дорогая Кэт! Попросил приятеля опустить это в Лондоне. Береги себя, милочка. Люблю тебя, как всегда. Папа». Смайли дал добро на покупку и велел «домоправителям» вычесть ее стоимость из жалованья Джерри. Перед отправкой он лично проверил содержимое посылки и похвалил поддельную открытку. Также он убедился в том, о чем они с Кро давно подозревали: что назавтра у Кэт нет никакого дня рождения и что наступит он очень нескоро. Просто Джерри очень нужно было выказать отцовскую привязанность: еще один признак временного упадка сил. Смайли отправил Кро телеграмму с требованием держаться поближе к Джерри, но не навязываться. Джерри не выходил на связь вплоть до ночи после пятого дня, когда он потребовал неотложной встречи в течение часа. После наступления темноты свидание состоялось. Оно произошло под видом случайной встречи двух старых сослуживцев в их давно условленном месте, где они всегда встречались в неотложных случаях, – в круглосуточном придорожном кафе на Новой территории. Следом за телеграммой в Лондон полетело письмо от Кро с пометкой «лично Смайли в собственные руки». Оно прибыло в Цирк с курьером Кузенов через два дня после описанного события, то есть на седьмой день. Справедливо полагая, что Кузены найдут способ прочитать текст, невзирая на все печати и другие ухищрения, Кро усыпал письмо изобилием уклончивых оборотов, псевдонимами и тайными кличками; здесь этим словам возвращено их истинное значение.
Уэстерби очень сердился. Он требовал сообщить, какого черта Сэм Коллинз делает в Гонконге и каким боком втянут в дело Ко. Я никогда раньше не видел его таким разъяренным. Я спросил, с чего это он взял, что тут замешан Коллинз. Он ответил, что видел его недалее как этим вечером – если быть точным, в одиннадцать пятнадцать – в машине, стоявшей в Мидлевелзе, на террасе чуть ниже Стар–Хайтс, прямо под уличным фонарем. Тот читал газету. С места, где находился Коллинз, говорит Уэстерби, хорошо видны окна Лиззи Уэрдингтон на восьмом этаже, и Уэстерби полагает, что он вел что–то вроде слежки. Уэстерби в это время шел пешком и утверждает, что он «еле сдержался, чтобы не подойти к Сэму и не спросить его напрямик». Но привитая в Саррате дисциплина взяла верх, и он, не подавая вида, продолжал спускаться с холма по своей стороне дороги. Но он утверждает, что Коллинз, как только заметил его, включил мотор и быстро поехал по холму вверх. Уэстерби записал номер машины, и номер, безусловно, верный. Все остальное Коллинз подтвердил.
В соответствии с согласованной нами инструкцией на случай подобных обстоятельств (ваша шифровка от 15 февраля} я дал Уэстерби следующие ответы:
1. Даже если это действительно был Коллинз, его передвижения ни в коей мере не подконтрольны Цирку. Коллинз оставил Цирк в смутные времена, перед крахом, он известный игрок, бродяга, пройдоха и т.д., а на Востоке ему известны все входы и выходы. Я сказал Уэстерби, что он будет законченным идиотом, если решит, что Коллинз до сих пор находится на службе в Цирке или, тем паче, имеет отношение к делу Ко.
2. У Коллинза очень стандартная, невыразительная внешность, сказал я: правильные черты лица, усы и т.д., такими лицами, как у него, кишит весь Лондон. Я выразил сомнение, как Уэстерби может с уверенностью утверждать, что в одиннадцать пятнадцать вечера с противоположной стороны дороги он опознал этого человека. Уэстерби возразил, что у него превосходное зрение и что газета, которую читал Сэм, была открыта на странице, посвященной скачкам.
