Валерий Нечипоренко - Ловчий
— А что их ждет после?
— Да ничего особенного. Джамал полютует немного, а после поймет, что они ни при чем, и отпустит на все четыре стороны. Тайник-то я оставил открытым. Птичка упорхнула. Ищи иголку в стоге сена!
— Все равно он меня возненавидит!
— Кто?
— Дима!
— Господи! Да на кой он тебе сдался, дочка! Ты посмотри на себя, какая ты королева! Главное пойми: мы теперь богатейшие люди. Во дворце будешь жить возле теплого моря, в шампанском купаться, наряды менять каждый день, любых женихов выбирать…
— Папа, ты ведь сам говорил: сердцу не прикажешь.
— Тогда слушай, что я еще тебе скажу. Я ведь тоже не лыком шит и навел о твоем Димке кое-какие справки. Он не тот, за кого себя выдает. Есть несколько фирм с названием «Ингода», но ни в одной об этом парне и слыхом не слыхивали. И никакого домика он не продавал. Он — стукачок, сука. За ним кто-то стоит. Не удивлюсь, если Джамал. Вот и пусть разбираются между собой. А мы должны думать о своем интересе. О семье. Пора уже зажить по-человечески. Теперь ты понимаешь, дочка, что брать с собой этого типа нам никак нельзя?
— Папа, ты правду говоришь? Не выдумал? Я, кажется, сейчас заплачу…
— А и поплачь. Со слезой лишняя жалость выходит. А жалость в этом мире, дочка, самый последний товар. Поверь мне, потому как был я и на коне, и под конем и науку жизни выучивал на собственной шкуре. Уж коли ты меня о правде спросила, то вот тебе история про сундучок как на духу…
Я был у Гафура правой рукой, а Джамал — левой. Формально мы руководили агрообъединением, но это так, видимость, ширма. А настоящим нашим делом были наркотики. Да, дочка, наркотики. Большой на мне грех. Сам я никогда не курил этой заразы, но, как подумаешь, сколько народу через меня погублено, страшно становится. Хотя, если по совести, раньше такие мысли в голову не приходили. Раньше я думал по-другому: хочешь травиться — травись, а свои денежки давай сюда. И денежек этих я имел вдоволь, жил на широкую ногу и не боялся ни Бога, ни черта. И вдруг все перевернулось.
Начались аресты. Пришла беда — отворяй ворота. Надо было спрятать свои накопления, переждать лихие времена. Золотишко и камушки мы растолкали по родственникам и знакомым. Я, например, отдал свою долю на хранение Дадо. Но оставался один очень дорогой сундучок. Гафур решил спрятать его здесь, в Ак-Ляйляке, в тайнике, который незадолго до событий вырубил по его распоряжению в цельной глыбе один каменотес.
Поначалу все шло так, как я тебе рассказывал, дочка. Я отвез Гафура в Змеиное ущелье, открыл тайник и уложил сундучок внутрь. Оборачиваюсь. На меня смотрит дуло пистолета. «Гафур, что за шутки?» — «Извини, Ярослав. Мне очень жаль, но про этот сундучок не должна знать ни одна живая душа». — «Гафур, ты ведь знаешь, я умею хранить тайны». — «Да, Ярослав, знаю. Но это слишком крупный куш». — «А как же наша дружба, Гафур? Помнишь, последний кусок хлеба делили». — «Слишком большой куш, Ярослав. Он перевесил нашу дружбу. Мне очень жаль…» Его палец начал медленно давить на курок. Что мне оставалось? Я стоял перед валуном на открытом месте. Метнуться в сторону — бесполезно. Он меня тут же достанет, если не первым выстрелом, то вторым. Признаюсь, дочка, думал: все. Тебя вспомнил, маму… Только не такой я человек, чтобы сразу лапки кверху. Понял я вдруг, что в ущелье быстро смеркается и минут через десять станет совсем темно. Но как переждать эти минуты? Взмолился: «Погоди, Гафур! За все то хорошее, что я для тебя сделал, исполни мою последнюю просьбу…» Секунду он колебался, затем ослабил палец на курке. «Говори». — «Разреши сигарету выкурить. Последнюю». — «А где твои сигареты?» — «Здесь, в кармане брюк. Кроме сигарет, да зажигалки, да еще носового платка ничего больше при себе не имею. Пистолет мой остался в машине, ты же знаешь». Он снова задумался, затем кивнул: «Хорошо, Ярослав. Эту награду ты заслужил. Но не вздумай хитрить. Иначе не докуришь». — «Какой из меня хитрец, Гафур? Ты провел меня как мальчишку-болу». — «Не переживай, Ярослав. Были времена, и ты выигрывал, а сейчас тебе вышла плохая карта. Просто рядом не оказалось никого, кто отвез бы меня сюда. Не могу же я пристрелить своего родственника». — «Теперь думаю, что можешь, Гафур». — «Да, Ярослав, это крупный куш. Тут и отца родного не пожалеешь. Но жребий достался тебе. Так что отнесись к этому спокойно». Я еще не закурил, дочка, а уже выиграл несколько минут, и это придало мне уверенности. «Ладно, Ярослав, слишком много разговоров, — сказал он, будто угадав мои мысли. — Хочешь курить — кури. Только молча». — «Последнее слово, Гафур. Поклянись Аллахом, что дашь мне докурить до конца, до самого фильтра». — «Клянусь, но при условии, что ты закуришь немедленно!» — нетерпеливо воскликнул он. Он нервничал, и это играло в мою пользу. Я спокойно достал пачку, выбрал сигарету из середины, размял ее и щелкнул зажигалкой. Стемнело настолько, что очертания машины сделались расплывчатыми. Я не верил, что Гафур позволит мне докурить до конца. Стоит ему обратить внимание на приближение ночи, как он поставит последнюю точку без предупреждения. Рисковать он не любил. Зато пока мы беседовали, у меня сложился план. Единственно возможный. На берегу речушки — за спиной Гафура — лежало молодое деревце, принесенное потоком откуда-то с верховий. Одна из ветвей, причудливо изогнутая, торчала почти вертикально. В сгустившихся сумерках ее легко было принять за нападающую кобру. Я курил, напряженно вглядываясь в Гафура. Мне показалось, что он расслабился. Немного, чуть-чуть. И тогда я понял, что надо действовать немедленно, более благоприятного момента уже не будет. Не вынимая сигареты изо рта, я усмехнулся и спокойно сказал: «Да, Гафур, великим планам иногда мешают сущие пустяки». Мое спокойствие разволновало его еще сильнее. Он чуял: что-то не так. «Ладно, Ярослав, будем считать, что ты докурил». — «Гафур, посоветуйся об этом с коброй, которая сейчас клюнет тебя в задницу», — улыбнулся я. Дешевый трюк, дочка. Но он попался. Скажу не хвастая, свой кон я сыграл без ошибок. Если бы я выпучил глаза, заорал, он догадался бы, что я блефую. Но мое спокойствие его купило. Гафур резко обернулся, увидев ветку, завизжал от страха и дважды пальнул в нее, тут же опомнился и, юлой вернувшись в исходное положение, трижды — веером — шмальнул в меня. Вернее, в мою сторону. Все произошло в какую-то секунду. Если бы я кинулся на него, схлопотал бы пулю между глаз на полпути. Если бы метнулся вправо или влево, он достал бы меня как куропатку. Но я сделал иначе. Как архар взлетел я на валун — опасность придала силы — и запрыгнул в тайник, выдолбленное с макушки углубление, где уже покоился сундучок. Этого варианта Гафур не предусмотрел, и я выиграл самую важную секунду. Следующая пуля чиркнула по сдвинутой крышке тайника, но Гафур опоздал. Я укрылся внутри, вобрав голову в плечи и уперевшись подбородком в колени. Но до спасения было еще далеко.
