Георгий Тушкан - Джура
Джура и Уразалиев обезоружили собравшихся, освободили девушек. Одна из них, тоненькая и юная, громко всхлипывала и что-то обиженно говорила второй. Вторая, высокая, полная, с темным пушком на губе, тоже вытирала слезы. Она подняла с пола поломанные ножички и швырнула их в очаг. Потом вынула из сундука бутылочку и вату и, потирая онемевшие руки, по-русски обратилась к Джуре. Джура не понял, а ее познания в киргизском языке были, видимо, тоже невелики.
Уразалиев вышел на улицу — там комсомольцы успокаивали собравшихся.
Худенькая девушка показала на нож Джуры и на старика, стоявшего рядом. «Такая маленькая, — подумал Джура, — а такая мстительная! Что же, она права: старик сам бы ее прирезал».
Он вынул нож, быстро шагнул к старику и ударом в грудь опрокинул его на землю. Вдруг обе девушки, громко вскрикнув, схватили его за руку, пытаясь ему что-то объяснить. Джура выпустил старика и недоумевающе посмотрел на девушек.
— Это доктора? — спросил он вошедшего Уразалиева.
— Да, да! Делай, что они говорят, так сказал Козубай.
Уразалиев вышел из кибитки.
Худенькая, голубоглазая что-то быстро говорила, показывая на руку старика и на нож Джуры.
В душе Джура удивлялся девушке: «Что за женщина! Она не хочет, чтобы обидчик умер так просто, она хочет отрубить ему руки… Маленькая, а сердце волка!» — решил Джура и, схватив старика за руку, занес нож.
Обе девушки, совершенно сбитые с толку, вырвали нож из рук Джуры. Черненькая протерла нож жидкостью из бутылки, затем зажгла ватку и поднесла нож к огню.
«Ага, они решили резать старика раскаленным ножом», — решил Джура, ужасаясь свирепости русских женщин. Но когда девушка показала жестом, что со старика нужно сбросить халат, Джура быстро сделал это. Старик молчал. Он молча покорился судьбе. Джура крепко держал его и чувствовал, как он вздрагивает от прикосновения мокрой ваты, которой девушка терла его руку. Опустив нож в бутылку с жидкостью, она слегка поцарапала руку старика. После этого обе девушки жестами показали Джуре, что старика можно отпустить. Джура крепко держал его, ничего не понимая.
Неожиданно в кибитку вошел Козубай. Все начали объяснять случившееся. Несмотря на серьезность положения, Козубай не мог не улыбнуться.
— Это советские доктора, — сказал он. — Они не хотели мстить старику, угрожавшему им смертью, наоборот, они сделали ему доброе дело. Они отплатили добром за зло. От одной капли жидкости из маленькой бутылочки погибнет вся оспа в человеке. Советская власть не хочет, чтобы киргизы болели. Это называется «прививка». Вот я первый ее сделаю — смотрите!
Он снял халат и дал привить себе оспу. Старые женщины стонали, жалея его.
— Джура, сделай так же! — сказал Козубай.
И Джура, теперь уже с уважением смотревший на русских девушек, с готовностью повиновался.
Следующие на очереди были Уразалиев и несколько человек, приехавших с Козубаем.
Жители становища при известии, что Козубай позволил привить себе оспу, пожелали убедиться в этом собственными глазами.
— Ага, видно, девушки не хотят больше, чтобы их красивые личики были обезображены оспой! А ну, становитесь, красавицы! Эта чудесная жидкость ценится на вес золота, а вам дается бесплатно. Не все сразу, соблюдайте порядок, мамаши! На всех все равно не хватит, — весело говорил Козубай.
Желающих привить оспу оказалось очень много. Особенно число их увеличилось при известии, что целебной жидкости недостаточно.
— Дело сделано! Едем, — сказал Козубай, выходя из кибитки.
— А докторов не захотят опять резать? — совершенно смущенный случившимся, спросил Джура.
— Теперь? Нет, ты не знаешь еще людей. Теперь они будут друг с другом спорить, кому скорее прививку делать! Старик, который хотел убить докторов, будет теперь помогать им и хвастаться перед всеми, что ему первому оспу привили, а Козубаю второму. Спешим, вечером у нас будут показывать кинофильм. Тени живых людей будут двигаться на стене и стрелять.
— Знаю! — закричал Джура. — Об этом мне Ивашко говорил еще в Мин-Архаре.
VI
Джуре не терпелось увидеть тени людей на стене. Он представлял себе это как ночную игру теней: Кучак показывал при огне костра на стене головы разных животных.
То, что увидел Джура, превзошло все его ожидания.
Когда стемнело, во дворе крепости собралось много народу: пограничники, все члены добровольческого отряда и гости из ближних кишлаков.
Выступил Максимов. Он рассказал, что делается во всем мире. Названия многих стран Джура слышал впервые. Джура понял одно: очень много кругом врагов и надо хорошо охранять границы, не пускать врагов в страну.
Максимов очень много и подробно рассказывал о басмачах и о том, что ими руководят иностранцы — англичане. Он сказал о том, что богатые поддерживают рознь между народами.
— Богатые — это аксакалы и баи. Они называются по-разному, и они есть в любой стране, только в Советской России богачей уже нет. В той картине, которую вам сейчас покажут, вы увидите, как народ дрался с угнетателями. Командир советских джигитов Чапай и его красные бойцы воевали против белых. Белые — это баи в мундирах, они хотели убить Чапая. Они хотели весь народ снова заставить работать на себя. Этого же хотят сейчас басмаческие курбаши и баи. Мы должны бороться против них, как боролся славный воин, сын своего народа и партии большевиков — Чапай!
Максимов закончил.
Вдруг на стене прямо перед собой Джура увидел вооруженных джигитов. Все вскочили, чтобы лучше видеть, но Козубай приказал всем сесть и смотреть спокойно.
Максимов сначала объяснял, где друзья и где враги. Но скоро присутствующие начали понимать все сами, узнавали Чапая и Петьку, лишь только они появлялись, и поощряли их громкими криками.
В тот момент, когда по плывущему Чапаю начали стрелять враги, во дворе грянул выстрел. Джура трясущимися руками досылал второй патрон, стремясь во что бы то ни стало попасть в белобандита, стрелявшего в Чапая. Кто-то схватил его за руку. Джура, забыв обо всем на свете, рванулся вперед, не сразу поняв, что человек, взявший его за руку, был сам Максимов. Картина кончилась.
Во двор пограничники вынесли патефон. При звуках песни, раздавшейся из деревянного ящика, Джура, сильно испугавшись, немного отступил. Потом все подошли ближе, трогали ящик руками. Максимов объяснил устройство патефона и вновь завел его.
Голос из деревянного ящика пел по-киргизски — пел о батыре Манасе, о коне Карабаире.
Когда же Максимов спросил, расскажут ли собравшиеся в своих родных кибитках обо всем, что они здесь видели и слышали, многие сознались, что умолчат. Они не хотят, чтобы их считали лжецами: никто не поверит, что машинка может петь, как человек. Все наперебой просили подарить им чудесный деревянный ящик — патефон.
