Сергей Алексеев - Утоли моя печали
А он, на удивление, в этот раз не умер там, а вернулся в свое прежнее состояние, словно и не бывал в монастыре. Хуже того, по мнению Карогода, превратился в монстра: у Слухача теперь неприятно блестели глаза, с лица не сходила плотская жаждущая улыбка; он требовал пищи, водки, женщину и отказывался носить какую-либо одежду.
От него действительно исходила какая-то отрицательная энергия, будившая чувства ярости и какой-то судорожной решимости к разрушительному действию. Мысленно Карогод еще отрицал теории юродивого о черной и белой энергии, способной воздействовать на человека соответственно, и вместе с тем, ощущая, как в душе поднимается некий дымный столб буйства, необъяснимого бешенства, он как бы замолкал и прислушивался к себе. Причем это состояние воинственного гунна возникало в нем только в непосредственной близости со Слухачом. Стоило удалиться от него в другую галерею, как чувствовалась лишь похмельная головная боль.
Или на самом деле обострилось восприятие, или объект после своей странной, временной смерти, а потом «случайного» вселения в старое жилище утратил монастырскую святость и втрое против прежнего напитался своей же собственной отраженной энергией. Так бывает с курильщиками и алкоголиками, которые на какой-то период бросили дурные пристрастия, но потом, сорвавшись с цепи, возвращаются к ним с особой жадностью и утроенной силой.
Гелий ненавидел Широколобых и не мог относиться к ним объективно, однако как ни крути, а если кому-то было нужно сделать из монаха монстра, то получалось, что больше некому. Эдакая бездумная оплошность мыслителей, привыкших анализировать каждый свой шаг…
Он брезговал разговаривать с Широколобыми и всячески уходил от производственного общения, но тут перешагнул через собственные чувства, вызвал начальника компьютерного центра и увидел перед собой пятидесятилетнее существо с ярко выраженными женскими качествами: то ли стареющая красотка, то ли молодящаяся старуха.
– К сожалению, наша встреча состоялась не в самых благоприятных условиях, – посетовал голубой мыслитель слегка развязным тоном. – Кому пришло в голову ликвидировать Центр? Какая досада! Мы так далеко ушли вперед, что эти подростки никогда бы нас не догнали. И вдруг такое предательство! Можно сказать, сами подставились…
Странно, и тут сквозь кокетство прорывалось патриотическое воспитание генерала Непотягова.
А Гелий чувствовал омерзение…
– Ближе к делу, – буркнул он. – Без вашего ведома переселить Слухача не могли. Почему вы нарушили мое распоряжение?
– Уверяю вас, чистая случайность! Мы не можем работать в таком ритме, который нам предложили. Ах, эта русская поспешность! Скорее, скорее!.. И в результате такая непростительная ошибка! Я веду служебное расследование и, когда закончу, непременно доложу вам. Виновные будут наказаны.
Гелий физически ощутил, будто держит в руках что-то круглое и скользкое, как намыленный бильярдный шар. Взять бы его сейчас, тряхнуть хорошенько, по-мужски…
После ухода Широколобого он окончательно убедился, что в Центре существует заговор против него, едва прикрытый флером неразберихи, и управляется он откуда-то извне, причем искусно. Революционная суета, дуболомство и бестолковщина были не такими уж и стихийными, все имело свою логику, точно спланированные этапы и довольно ощутимое руководство. Могло создаться впечатление, что новое Первое Лицо занято тем, что берет власть в руки и пишет бесконечные указы и циркуляры, желая через законы утвердить свое положение и влияние, однако по тому, как работала эта машина, можно было определить, что власть давно уже взята. Для ее упрочения было применено тысячелетиями проверенное средство – пролитая кровь во время театрализованного путча. Правда, повязать власть с народом пока не удалось. Карогод на себе испытал эту властную правящую руку, поначалу слегка расслабившись после приказа о ликвидации программы «Возмездие». Он сам был троянским конем этой революции, втянутым в Центр, чтобы потом открыть ворота в подземную крепость, но, как человек самолюбивый, тщеславный и чувствительный, слишком возомнил о себе и вскорости почувствовал на своей деревянной морде жесткую узду.
В тот момент, когда Гелий проводил дознание по поводу Слухача, в Центр явился представитель нового Главкома с соответствующим мандатом контролера, надзирателя и указчика. Но, несмотря на неограниченные полномочия, он показался человеком мягким, вкрадчивым и не особенно назойливым. И фамилия у него была подходящая – Скворчевский. Будучи полковником, он уверял, что по натуре человек исключительно гражданский и воинское звание лишь условия службы, чистая формальность.
Его появление Гелий увязал с офицерским недовольством в Центре и возможной попыткой бунта на корабле, поскольку Скворчевский в первую очередь пожелал встретиться и побеседовать со сменными оперативными дежурными, которые сейчас занимались уничтожением систем оповещения и космической связи. Содержание разговоров не разглашалось, однако бывшие ракетчики после аудиенции выходили успокоенными и просветленными: у Скворчевского были отличные комиссарские способности.
В общем-то, поначалу Карогод расценил его присутствие в Центре положительно: Скворчевский всюду совал свой нос, чем-то интересовался, что-то спрашивал и отвлекал его от гневных мыслей в отношении Марианны Суглобовой. Странное дело, эта сучка (мысленно Гелий не мог назвать ее иначе) все больше и больше притягивала к себе воображение. Он готов был ее простить, сознавая, что в жилище Слухача на нее действовала какая-то потусторонняя сила… А это уже первый шаг к сумасшествию…
Сняв напряжение, Скворчевский начал знакомиться со структурами Центра и его начинкой. И стало ясно, что его служба и он сам никогда не допускались к высшим имперским секретам, и вот теперь на его счастливую голову свалилась такая тайна, о которой этот штатский полковник и подумать не смел. Со стороны он напоминал интеллигентного оккупанта, солдаты которого завоевали территорию чужого, неведомого государства, а он теперь пошел исследовать ее как первопроходец. Ему не хватало пробкового шлема и стека, а так натуральный англичанин в индийских джунглях. Потом выяснилось, что о существовании центра и программы «Возмездие» он что-то такое слышал и, в частности, знает историю объекта по прозвищу Слухач.
Когда этот представитель услышал от Гелия, что объект сейчас сидит в своем кубрике, случился легкий шок. Он не поверил ушам своим и потребовал немедленно показать Слухача. Карогод отвел Скворчевского в операторскую и показал на экране монитора.
Несчастный каперанг ходил по своей комнате в обнаженном виде, как зверь в клетке. Зрелище было неприятное, однако штатский полковник оторваться не мог, для убедительности попросил сводить его к кубрику, посмотрел на Слухача в глазок, самолично опечатал дверь, приказал никуда не отлучаться из Центра и, ничего не объясняя, тут же уехал.
