Александр Конторович - Пока светит солнце
На звуки голосов из самых различных мест начали выходить уцелевшие красноармейцы. Сжимая в руках уже пустые, без патронов, винтовки, они жадно пили холодную воду и озирались по сторонам. Неужто, всё, что они перед собою сейчас видели – дело их рук? Все эти немцы, чьи тела устилали поселок, громкие, стреляющие на каждый звук – сражены их руками?
– Собрать оружие и боеприпасы! Всё, что найдете! – охрип уже капитан, очередной раз, повторявший одни и те же слова.
Срочно сколотить взвода, назначить командиров, определить участок обороны… и множество иных, самых неотложных вопросов – все это внезапно обрушилось на Ракутина. И он был несказанно рад, когда повторяя в очередной раз свои указания, услышал за спиною спокойный голос Хромлюка.
– Что, товарищ боец, вам дважды одно и то же повторять надобно?
– Старшина! – обернулся Алексей. – Жив?!
– Здоров и невредим, товарищ капитан.
Позади него возвышались четверо бойцов с ручным пулеметом.
– Как вы там?
– Троих потеряли, товарищ капитан, – вздохнул Хромлюк. – А так… сами видите. Готовы к бою!
– Левый фланг принимайте – там больше никого из командиров не осталось. Укрепляйте оборону, немцы скоро очухаются.
– Сделаем, товарищ капитан, – степенно кивнул старшина. – Не сумлевайтесь!
Ну вот, хоть за это место теперь голова болеть не будет!
Не успел Ракутин пройти и нескольких шагов, как его догнал невысокий красноармеец.
– Товарищ капитан!
– Слушаю вас, товарищ боец.
– Вас… это… старший политрук просит…
– Жданович?
– Да. Точно он…
– Случилось что-то?
– Так это… ранили же его…
– Ох, ты ж… Где он?!
Жданович лежал на расстеленной шинели в том самом доме, где он и столкнулся с Алексеем. Мертвенная бледность покрывала его лицо, большие руки бесцельно двигались по шинели.
– Плох он… – поднялся навстречу капитану невысокий боец. – Поди, отходить скоро уже станет…
– Как его так?!
– Пулеметчик… тот, которого он подстрелил. Четыре пули…
Так особист стрелял, будучи уже раненым?!
Когда Ракутин присел рядом, старший политрук медленно приподнял веки.
– Как обстановка, капитан?
– Отбились… танков пожгли! Как бы и не десяток! И немцев положили… под батальон, пожалуй. Только танки наши, что на помощь из засады выдвигались, два взвода на дороге в блин раскатали!
– Что эшелон?
– Не знаю… пока не ушел, гудка слышно не было.
– Должны уже скоро… я и так их поторапливал… Бойцов… сколько народу осталось?
– Человек двести… я не везде ещё был. Не все видел.
– Плохо… я думал…
– Так я ж не всех ещё видел, товарищ старший политрук!
– Всё равно… крепче… крепче стоять надо… – голос Ждановича срывался, видно было, что многие слова он произносит с трудом. – Ты это… документы мои возьми, предписание… пригодиться оно…
– Оно же на вас выписано!
– В довесок к твоему… вполне… держись, капитан…
Глаза его медленно закрылись.
– Вас ждал, крепился, не хотел помирать-то… – опустился рядом давешний боец.
Ракутин тронул руку старшего политрука – пульса не было.
Всё – теперь ты один.
Нет никого сверху.
И вся ответственность – на тебе.
Алексей сидел на крыльце, вертя в руках документы особиста. Вот так… а ведь мог и с эшелоном уйти – имел право-то! Не ушел. Видать, есть в жизни ситуации, когда уйти просто так – невозможно. И неправильно.
Шорох шагов – подходили люди.
Ракутин поднялся, убрал бумаги в нагрудный карман, застегнул пуговицу. Поправил фуражку и поднял с земли автомат.
Деменков – наскоро отмывший с лица гарь и копоть.
Ерихов – по-прежнему невозмутимый и подтянутый.
Лейтенант Морозов, закинувший за плечо трофейный немецкий автомат. На щеке наскоро залепленный пластырем порез – дрался врукопашную?
Спокойный старшина Хромлюк, вопросительно поглядывающий на своего командира.
Ефрейтор Межуев – в обнимку с трофейным пулеметом. На испачканном пороховым выхлопом лице поблескивают совершенно цыганские глаза.
Вот и все его командиры.
– Какая задача теперь будет, командир? – Деменков снял с головы танкошлем и пригладил встопорщенные волосы.
– Прежняя – держать станцию. Эшелон пока не ушел.
– Понятно, – кивнул танкист. – И всё же – как долго?
– Погрузятся – уйдут. Там раненые, дети… кроме нас, им надеяться не на кого. Так что – будем стоять. Столько сколько нужно. Пока светит солнце!
