Сочинения в трех томах. Том 1 - Майн Рид
— Шестьдесят.
— Не попади только в мои когти, слышишь? И так уж индейцы оторвали мне коготь на одной руке; Младенцу нужны остальные.
Говоря это, старый охотник помахал правой рукой; на которой недоставало пальца. Потом он зашагал в указанном направлении. Отсчитав шестьдесят шагов, он круто повернулся на каблуках и протянул правую руку в уровень с плечом; между пальцами протянутой руки была скорлупа.
— Готово, Гарей, — сказал он, — можешь стрелять.
Кучка зрителей была очень заинтересована происходившим. Такие случаи не часты среди горцев-охотников, как о том свидетельствуют путешественники. Подобный выстрел доказывает не только искусство охотника, но и самообладание, и доверие, питаемое к нему другим. При этом, разумеется, не меньшая заслуга и того, кто держит мишень. Многие охотники согласились бы стрелять, но немногие — держать скорлупу.
Генрих дрожал от страха, большинство присутствовавших было взволновано, но никто не осмелился вмешаться. Глубоко вздохнув всей грудью и выставив левую ногу вперед, Гарей стал твердо сам, утвердил ружье и крикнул своему товарищу:
— Эй ты! Не зевай, старый грызун!
После этого он стал тщательно целиться. Кругом царила гробовая тишина. Все взоры были устремлены на цель. Раздался выстрел, и скорлупа разлетелась в мелкие куски. Толпа приветствовала Гарея громким «ура». Старый Рубе нагнулся, чтобы осмотреть осколки и, подняв один из них, крикнул:
— Попал в самую середку!
Действительно, молодой охотник попал в самый центр скорлупы. Все взоры обратились на индейца; до сих пор он оставался немым свидетелем, теперь он опустил глаза в землю и, казалось, что-то искал. Под ногами он увидел плод вьюна, величиною, формою и отчасти цветом напоминающий апельсин.
Индеец поднял его и взвесил на ладони. Все недоумевали, что он хочет сделать с этим плодом. Человек пятьдесят внимательно следили за ним.
Гарей хотя и гордился только что одержанной победой, но какое-то предчувствие не давало ему покоя; он подозрительно следил за индейцем. Что касается Рубе, то тот преспокойно вернулся к своему костру и принялся за новую кость.
Индеец, казалось, вполне удовлетворился найденным плодом. Он взял висевшую у него на груди бедренную кость орла, изящно отделанную, с проткнутыми в ней дырочками наподобие флейты, поднес ее к губам и издал три резкие ноты, делая между ними одинаковые промежутки. Потом он стал глядеть в глубь леса по направлению к западу. Любопытство охотников было сильно возбуждено, они перешептывались между собою. Вдруг те же три ноты повторились в лесу, точно отдаленное эхо. Очевидно, у индейца был товарищ. Для всех, кроме Рубе, это было неожиданностью.
— Вот увидите, — сказал он через плечо, — я готов прозакладывать свою кость, что сейчас явится девушка такой красоты, какой вы и не воображали.
Послышался треск раздвигаемых кустов и шелест сухих листьев под чьей-то легкой поступью. Минуту спустя показалась на опушке девушка, действительно, необыкновенной красоты, как предсказал Рубе. Все присутствующие онемели от восхищения.
Одета она была не менее нарядно, чем индеец: на ней была туника (короткая юбка) из павлиньих перьев, чрезвычайно красивых и пестрых. Внизу туника оканчивалась подолом из мелких морских раковин, издававших при малейшем ее движении шум подобно кастаньетам. На ногах были красные суконные шаровары, с вышитыми на них узорами, на маленьких ножках — белые мокасины. Красивый пояс обнимал гибкую талию, на шее висели ожерелья. Головной убор был такой же, как у индейца, только более скромных размеров. Роскошные черные волосы окутывали ее точно мантильей, доходя почти до колен.
Внешность этой молодой девушки дышала дикой грацией, невинностью и вместе достоинством. Цвет кожи был, конечно, смуглый, но по щекам разливался нежный румянец. Она подходила все ближе, нисколько не заботясь о впечатлении, произведенном ею на собравшуюся толпу. Она не спускала с индейца своих больших черных глаз, в которых светились любовь и почтение.
Генрих, взглянув на Гарея, был поражен его странным поведением: он страшно волновался, сжатые губы его побледнели, под глазами образовались черные круги, одной рукой он сжимал рукоятку ножа, другой судорожно ухватился за ствол ружья.
Между тем индеец подал молодой девушке плод и сказал ей что-то на непонятном языке. Она пошла к тому месту, где перед этим стоял Рубе.
До сих пор зрители молча ждали, что будет. Теперь же, когда стало ясно, что сейчас произойдет повторение сцены с Рубе, некоторые стали выражать громко свое мнение.
— Он выбьет из рук девушки плод, — сказал один мексиканец.
— Ба! Да это вовсе не хитро, — прибавил другой и этим выразил как бы общее мнение.
— В таком случае он ничем не будет лучше Гарея, — смеясь, прибавил третий.
Но каково же было всеобщее удивление, когда девушка сняла свой головной убор, положила плод на голову, скрестила руки на груди и стала неподвижно, словно статуя. В толпе пробежал ропот; индеец поднял ружье, Гарей бросился к нему.
— Нет, вы этого не сделаете… Я не допущу, чтобы женщина, особенно эта, подвергалась такой опасности! Нет, как бы я ни желал вам отомстить, я не могу допустить такой жестокой игры.
— Что такое? — крикнул индеец. — Кто смеет мешать мне?
— Я, — сказал Гарей, выпрямляясь во весь рост. — Вероятно, это ваша жена… Она ненавидит бледнолицых, как и все ваши жены, и забыла, верно, старых друзей… Уведите ее отсюда и возьмите себе вот это, — сказал он, срывая с шеи вышитый кисет для трубки, — но стрелять в нее я вам не позволю, пока у меня силы есть.
— Э, оставьте нас, — сказал индеец, — сестра вовсе не боится…
— Сестра?
— Ну да, сестра.
Физиономия Гарея вдруг прояснилась. Он вздохнул с облегчением и почтительно сказал:
— Значит, вы Эль-Соль?
— Да, это мое имя.
— Извините меня, но, пожалуйста, не делайте этого.
— Я охотно вас извиню, но… позвольте мне продолжать.
— Умоляю вас, прекратите состязание. Мне не нужно доказательства вашей ловкости: я много слышал о ней и
