Лазарь Лагин - Остров Разочарования (Рисунки И. Малюкова)
Я никогда еще не развивал такой бешеной деятельности, как сегодня, и чувствую, как из меня быстро вылупливается государственный деятель. Старикашка так прямо и сказал: «Джонни, друг мой, я в вас чуточку ошибался, я вас несколько недооценивал. Если вы не будете губошлепом, я из вас сделаю государственного деятеля. Что вы сказали бы, Джонни, насчет того, чтобы спустя некоторое время на год-другой остаться губернатором острова Взаимопонимания? Ну, старикашка, конечно, никогда не почтет за труд немножко перегнуть в обещаниях, но если я буду умным мальчиком, у меня верный шанс стать если не губернатором, то уж, во всяком случае, его помощником. Это тоже совсем неплохо! Бедная мисс Пегги из Буффалосити, как мне вас жаль! Увы, помочь вам я ничем не смогу.
Но пусть я, на самый худой конец, и не стану колониальным тузом. 3а мною нерушимо и на веки веков остается близкое знакомство со старикашкой и бароном. (Черт побери, я близко знаком с настоящим европейским аристократом!) Уж я их так распишу в моем сочинении, что они сами раскупят полтиража, чтобы разослать своим родным и знакомым!
Фу! Наконец-то я избавился от ехидных улыбочек этого Егорычева! Теперь я его раскусил. А я-то думал, что он на меня смотрит с укором! Он мне попросту завидует. Упустил, как распоследний кретин, единственный шанс в жизни наладить дружбу с таким крупным воротилой, как мой старикашка, и теперь со злости бормочет что-то насчет измены родине, смыкания с фашистами и тому подобную ерунду. А разрешите узнать, сэр, что мне, собственно, сделал плохого барон Фремденгут и его Гитлер? Мне, а не вам? Ровным счетом ничего. Они убили какое-то в точности неподсчитанное количество людей и сожгли какое-то количество городов и деревень? Но, во-первых, это какое-то в точности неподсчитанное количество советскихлюдей и какое-то количество советскихгородов и деревень. А во-вторых, я понимаю людей, которые сжигают города и уничтожают все население, чтобы утвердить свою власть: они ведь уничтожают людей, которые все равно умрут, и сжигают города, которые неизбежно превратятся в развалины. Это не моя мысль, я ее где-то слышал. Но это вполне дельная мысль, и она мне кажется правильной для людей дела, а не чувствительных слюнтяев. Всем никогда не может быть хорошо. Для того чтобы одним, немногим, самым сильным и выдающимся, было хорошо, нужно чтобы остальным, очень многим было плохо. И если человек не слабонервная дева, а настоящий мужчина, он должен любой ценой пробиваться в ряды тех немногих, кому хорошо. Это уж моя собственная мысль, и она мне тоже кажется в высшей степени бесспорной. Нечто подобное я сегодня, как бы между делом, высказал старикашке, и тот впервые за наше знакомство посмотрел на меня с настоящим уважением. Тогда-то он мне и сказал насчет губернаторства.
Конечно, и старикашка и гусак все еще кое-что от меня скрывают. Пусть утешаются моим мнимым неведением. По-моему, они опасаются дать мне в руки лишний козырь против них. Я это понял сегодня на рассвете, когда старикашка начал с Егорычевым ласковый разговор насчет того, что вместе, под одной крышей нам теперь с ним не ужиться. Нам — это старикашке, гусаку, мне и обоим эсэсовцам. Конечно, старикашка прав: раз мы не собираемся возвращаться отсюда на плоту, мы прекрасно можем обойтись без Егорычева и Смита. Остров Взаимопонимания прочно и навеки пущен в оборот цивилизации, и баста! Для нас война кончилась: белые это прежде всего белые, и против цветной опасности они должны крепко держаться друг за дружку. Егорычеву этого никогда не понять, потому что, по существу, все русские — самые настоящие цветные. В них течет монгольская или волжская (забыл в точности, какая именно, но определенно цветная) кровь. Это сказал не кто иной, как сам гусак, а он набит всякими сведениями, как дюжина библиотечных шкафов. И коммунизм — типичная азиатская затея. Человеку западной культуры она пристала, как коса китайца члену палаты лордов. Это тоже сказал гусак…
Так вот, всю ночь Егорычев со Смитом не прилегли ни на минуту и все время между собой шушукались, а утром старикашка и заявил Егорычеву, что нам с ним в пещере не ужиться и лучше разойтись по-хорошему. А так как нас с немцами пятеро против них двоих, то демократическое большинство на нашей стороне и поступиться придется не нам, а меньшинству, хотя Смиту, пожалуй, и не к чему было бы уходить — его никто отсюда не гонит.
Обстановка, как в самом первоклассном фильме: старикашка улыбается, Егорычев усмехается, мы с гусаком стоим тут же, рядом с Егорычевым — Смит, и у всех у нас наготове автоматы. Как говорится, чем крепче забор, тем лучше соседи. Мы понимали, что они были бы не прочь захватить с собой обоих пленных. Хорошо бы мы выглядели, если бы за Фремденгутом и Кумахером вдруг прибыла какая-нибудь подводная лодка и высадила бы человек тридцать молодцов-эсэсовцев. «Где наши друзья — майор Фремденгут и фельдфебель Кумахер?» А мы им: «Ах, извините, уважаемые джентльмены. Мы лично против них ничего не имели, но у нас их забрали мистер Егорычев со Смитом». — «Ах, так! Фельдфебель! Расстрелять мистера Мообса, и мистера Фламмери, и этого вонючего мистера Цератода!» Нет, мы не могли позволить Егорычеву даже пальцем тронуть барона и его Кумахера. Мы тоже всю ночь не смыкали глаз и не расставались с автоматами, потому что с такими отчаянными людьми надо быть все время начеку.
Нормальный человек на месте Смита призадумался бы, услышав соображения старикашки. А этот усатый сателлит Егорычева поворачивается к своему новоявленному боссу: «Я считаю, товарищ Егорычев, что нам здесь нечего задерживаться». Он так и сказал: «Товарищ». Что ж, товарищ Смит, еще не успеете вы дожить до ближайшего ужина, как убедитесь, что сгоряча поставили не на ту лошадку. Но уже будет поздно.
За жизнь товарища Егорычева я бы сейчас не дал и пуговицы от жилета. Упаси нас боже самим что-нибудь предпринимать в этом духе! Но мало ли что может случиться с человеком, поселившимся среди дикарей, которые относятся к нему враждебно. Да, враждебно! А если пока что еще так и не относятся, то обязательно и в самое ближайшее время именно так отнесутся. Уж я-то знаю, о чем говорю. Старикашка и гусак спят и видят, как Егорычев стартует прямехонько в ад, к своим цветным праотцам. Они бы ему оказали в этом самое горячее содействие, но, кажется, боятся меня, как лишнего свидетеля. Как будто я и без того не имею в руках достаточно первоклассных сенсаций, чтобы капитально испортить им радость встречи с их горячо любимыми родичами. Джон Бойнтон Мообс совсем не так прост, как вы полагаете, мои дорогие старшие друзья! Но я не вижу пока никакого расчета портить с вами отношения: один из вас того и гляди станет министром, второй — мистер Роберт Д. Фламмери, и этим все сказано. Если они будут настолько благоразумны, чтобы не забыть, что я для них значил на острове Взаимопонимания, когда он еще был островом Разочарования, то мне никогда не потребуется швырять на стол свои козыри…
