Иван Арсентьев - Три жизни Юрия Байды
Этому можно было бы радоваться, если б не одно важное обстоятельство. Вернувшись домой в Ленинград, я посетил бывшего командующего армией генерала Шуляка, который из-за болезни не присутствовал на встрече и за подписью которого был опубликован хвалебный очерк о героических подвигах Байды. Шуляк сказал мне, что лично Байду он на фронте не знал и никогда о нем не слышал, но год назад Байда приехал к нему на квартиру, поведал о себе, о своих доблестных делах на Днепре и в подтверждение оставил, письмо некоего Петра Прибылова и районную газету со статьей того же Прибылова, в которой он описывает героические действия Байды, как якобы очевидец и участник боев. Ссылаясь на эти письменные свидетельства и на собственные устные рассказы, Байда настоятельно просил генерала написать на него представление к званию Героя, мотивируя свою, просьбу еще и тем, что мол, в свое время его уже представляли. В доказательство приводил много фактов, которые действительно хорошо известны генералу, хотя фамилии участников событий за четверть века поистерлись в памяти. Шуляк сказал, что подумает. Но вскоре к Шуляку нагрянула жена Байды и стала усиленно на него напирать, чтобы он ускорил оформление наградного материала на ее мужа. Генерал не устоял перед просьбами молодой женщины и сделал то, о чем его просили.
Настойчивые домогательства Ю. П. Байды представляются нам, ветеранам, бестактными, необоснованными и потому бесчестными. Еще живы тов. Евгеньев, командир батальона 125-го гвардейского стрелкового полка, и тов. Соснин, начальник контрразведки дивизии, которые помнят и людей и все события тех дней.
Евгеньев, проживающий также в Ленинграде, высказался дословно так: «Я знаю, кто писал очерк о каком-то Байде, но крайне удивлен, что он подписан генералами Шуляком и Пузановым. Это сплошная фальсификация фактов. На участке форсирования Днепра нашим батальоном никаких штурмовых групп не создавали, поскольку деморализованный противник на этом участке вообще не оказывал нам сопротивления. Байда не мог командовать штурмовой группой по причине отсутствия таковой. Подвигов в этот период в моем батальоне никто не совершал. Поднимать бойцов в атаку не было нужды, поскольку не было для атаки объектов. Соседние батальоны вклинились глубоко в расположение немцев, и те под угрозой полного окружения просто бежали. Генерал Шуляк, очевидно, запамятовал эти подробности. Он человек тяжело больной, поэтому я счел излишним затевать с ним разговор про очерк. Простая человечность не позволяет ни мне, ни другим свидетелям событий огорчать и расстраивать старика из-за пустяков, но если нахал Байда не оставит его в покое, придется принимать действенные меры».
Я, как председатель совета ветеранов дивизии, веду постоянную переписку с другими нашими товарищами. Несколько их писем на эту тему прилагаю. По ним вы можете судить, как далеко может завести бывшего солдата тщеславие. Нам стыдно за коммуниста Байду, порочащего своим поведением честь и достоинство фронтовика. Мы надеемся, что партийная организация НИИ найдет возможным пристыдить и приструнить зарвавшегося товарища. Пусть одумается, пока не поздно».
Закончив читать, я положил это длинное письмо на стол и молча протянул руку за следующим.
— А не многовато ли будет на один раз? — усмехнулся Полынов.
— Нет.
Следующее письмо было от Соснина:
«Я, бывший начальник контрразведки дивизии, о героизме, проявленном сержантом Байдой, абсолютно ничего не слышал, хотя по роду службы был хорошо осведомлен о всех представляемых к наградам, а тем более — к званию Героя. При встрече я спрашивал об этом других ветеранов, но не нашел ни одного, кто бы помнил этого сержанта и его боевые дела.
Я уважаю генерала Шуляка, в свое время решавшего важные военные задачи, но считаю неправильным, когда он, спустя 25 лет, единолично возбуждает ходатайство о награждении. Даже с учетом единоначалия в армии такие дела без участия партийно-политических органов не делаются. Все это не вызывает у меня ничего, кроме удивления».
Я бросил письмо на стол. Это было уж слишком. Байда не просто споткнулся, его занесло! Далеко занесло. Что здесь скажешь? Вопрос поставлен категорично: мог так поступить Байда или не мог? Если судить по тому, как он вел себя в Рачихиной Буде, — мог. Но для обвинения человека в бесчестности, самозванстве и мистификациях нужны веские доказательства, а не частные письма. Сами эти письма требуют должного обоснования и проверки. Поэтому на вопрос Полынова, что это: клевета, правда или нечто среднее, — я ответил:
— Необходимо все серьезно проверить.
— Мы решили завести персональное дело и как следует взгреть Байду, чтобы впредь не заносило. Во всяком случае, до вчерашнего дня намерение у нас было такое, — сказал Полынов.
— Правильное решение, я полностью его разделяю. А в целом мне трудно судить обо всех этих делах без предвзятости, потому что некоторые негативные элементы в характере Байды я сам заметил. И это настраивает меня на мысль, что если эти письма и не совсем беспристрастные, то вместе с тем и не совсем облыжные. Для меня ясно одно: Байда, безусловно, заражен вирусом «пробойности», стремлением во что бы то ни стало войти в «фокус жизни». А чтобы вирус этот не поразил его до мозга костей, самое время начать операцию оздоровления пациента… Но для обеспечения успеха операции частные письма не годятся. Нужны, как говорят, рецепты за круглой печатью… Точные архивные документы, официальные справки. Без них ясной картины не будет. Где служил? Кем, когда, в какое время? Что заслужил? Я этими вопросами Не занимался, не было необходимости. Да и сам Байда числился погибшим.
— Ваш ответ логичен, — сказал Полынов. — Я в свое время не ошибся, когда размышлял точно так же. И не только размышлял, но и сделал официальные запросы в соответствующие инстанции. С полученными документами я хочу познакомить вас. Думаю, вам откроется ряд неизвестных черт характера Байды и любопытные детали его биографии. Вот пожалуйста! — передал мне Полынов бумаги. Я взялся за чтение.
Справка Центрального архива Министерства обороны.
«В освобождении Польши, Чехословакии, Австрии. Ю. П. Байда участия не принимал, так как с сентября 1944 г., являясь курсантом военного училища, находился в г. Омске».
Вот так да!
Письмо городского военного комиссара:
«Медали за оборону Москвы, Одессы, Сталинграда, а также медали за освобождение Варшавы, Праги и за взятие Вены Ю. П. Байде вручены незаконно. Получил он их потому, что указал точно путь, пройденный дивизией, в которой его самого не было, и тем самым ввел в заблуждение работников райвоенкомата. Работники военкомата допустили грубое нарушение, не проверили данные в архиве. Вызванный в горвоенкомат Ю. П. Байда признал свою вину и медали возвратил. На работников военкомата наложены строгие дисциплинарные взыскания».
