Виктор Кувшинов - Лэя
- Интересно, что это ты сейчас с ним делала?
- Ой, ну, мы это, того этого… - замямлила растерянно принцесса.
- Да ладно тебе. Мне просто интересно. Если вам невтерпеж, я же понимаю, - стал успокаивать ее Зар.
- Так ты что, не в обиде? – удивилась Лэя, на что ее бывший слуга только снисходительно улыбнулся и обратился к принцу с предложением прогуляться по астралу – чувствовалось, что молодые сэйлы успели подружиться за день общения в реале.
Все остальные остались прорабатывать детали похода. По ходу совещания Женя понял, что ничего нового не услышит. Обсуждали уже продуманные заранее мелочи. Где-то в середине всей этой болтовни он вдруг сообразил, что его волшебница сможет «выдумывать» в походе всякие полезные вещи, и предложил ей прогуляться с Булем в мир Отраженного реала Земли, что бы посмотреть альпинистское оборудование, всякие супер-пупер рюкзаки и ботинки и вообще, что взбредет на ум.
- Кто его знает – вдруг Лэя сможет чего-нибудь этакое «смастерить». Все может пригодиться, – напутствовал их Женя, а сам пошел в тело Зара, решив, что ему больше в астрале делать нечего…
Женя лежал, «проснувшись» в Заровой шкуре между телами Ренка и Лэи, и не понимал, с чего это он рванул на Сэйлар, когда можно еще было поболтаться по астралу? Он ведь рисковал не проснуться, так как прошло всего пару часов после принятия парнем лекарства. Даже мышцы не болели, как обычно это случалось после длительного «витания в небесах».
Землянин раздумывал, глядя на спину лежащего на боку тела своей ненаглядной принцессы: «А ведь я просто сбежал сюда, интуитивно опасаясь, что кто-нибудь там, в астрале найдет вескую причину, по которой присутствие «спасателя миров» на Сэйларе больше не понадобиться».
- А ты что не спишь? – послышался недоуменный вопрос от входа в пещеру, и в сером сумраке появился профиль мохнатого малыша. – Я иду вас переворачивать, а ты уже проснулся? Я тебя хорошо переворачивал, однако.
Женя чуть помолчал, улыбаясь, и сказал:
- Хлюп, здравствуй! Как я по тебе соскучился, – и почти мгновенно оказался в мохнатых объятиях.
- Женя! – воодушевленно воскликнул малыш. - Ты почему менялся на Зара? Не уходи больше. Без тебя скучно, однако.
- Да что ж я такого веселого делал? – удивленно спросил пришелец. Он не мог понять, как лонк так точно определил подставу, когда Зар возвращался в свое тело на один день. Землянин с удивлением заметил, что его переполняла прямо-таки родительская гордость – ведь Лэя говорила, что с лонками никогда не бывало, чтобы они начинали скучать по кому-нибудь другому, кроме их хозяина.
Тем временем мохнатый малыш, привалившись к Жене, ворчливо бурчал:
- Чего, чего? Не знаю, однако. Только без тебя как-то не так все.
Если верить поговорке, «устами младенца глаголет истина», слова лонка можно было считать похвалой высшего разряда. Землянин пообещал, шепнув в пушистое ухо:
- Теперь я надолго пришел. Не переживай!
- Правда? – Хлюп оттолкнул его на расстояние своих коротеньких рук и попытался разглядеть в сумерках пещеры Женькины глаза, смешно копируя свою хозяйку. – А не врешь, однако?
- Не вру, – землянин смеялся про себя. Как же легко и, в то же время, трудно убедить этого малыша. Вот и сейчас, он спокойно удовлетворился ничем не подкрепленным утверждением, что вернувшийся пришелец не врет. А ведь, на самом деле, Хлюпа было не провести – он интуитивно, по детски, слышал не сам ответ, а то, как он был произнесен. И такое бывало уже раньше. Женя вспомнил, как малыш первый не выдержал психологического дискомфорта в Венле. Да, нельзя кривить душой с любимыми женщинами и детьми, если хочешь, чтобы тебя любили в ответ.
Потом Женя вспомнил, что лонк сюда пришел не просто разговоры водить и предложил малышу:
- Слушай, Хлюп! Так грибов захотелось – ты не сходил бы на разведку? А ребят и я попереворачиваю с боку на бок.
Мохнатый защитник сэйлов аж подпрыгнул, радуясь такому заданию, и до землянина только донесся частый топот его убегающих ног. Землянин же повернулся к спящим телам компаньонов по походу и аккуратно повернул бесчувственного Ренка на другой бок. Потом подумал и подхватил легкое тело своей спящей красавицы, перенеся его на лежанку, расположенную ближе к выходу из пещеры. Бережно положив ее на другой бок, сам уселся полулежа рядом и стал рассматривать мельчайшие подробности ее лица пока хозяйка не мешала ему это делать.
Глаза принцессы были плотно замкнуты на густую щеточку длинных и темных ресниц. Женя бессовестно любовался тонким носом и чувственными губами, словно созданными для поцелуев. Его всегда удивляли ее светлые веки. Он вплотную приблизился к лицу, чтобы рассмотреть мельчайший белый ворс и даже осторожно провел пальцем по нему. Блестящий атлас был гладким, когда он проводил вверх и немножко шершавился, при движении пальца вниз. Он осторожно разгладил нарушенный шелк века движениями вверх и к вискам. Такой же белый шелк был и ниже подбородка, а на щеках, золотистый бархат начинался постепенно, почти совпадая с цветом светло-загорелой кожи.
Затем попытался проследить полосу светлого оттенка идущую по виску и теряющуюся в гриве мягких волос, из которых выглядывал уголок симпатичного коричневого ушка, увенчанный маленькой, темной, ворсяной кисточкой. Волосы в прическе были недлинные, достигая сантиметров десяти, но густые и шелковисто-мягкие. Ощупав свою, вернее Зарову щетину, Женя убедился, что далеко не у всех сэйлов были такие шелковые и пышные шевелюры. Волосы росли ото лба, как и у людей, но продолжались на задней стороне шеи, чуть спускаясь между лопаток темным шлейфом мягкой волнистой гривы.
Ниже рассматривать принцессу мешала походная одежда. Так что Женя со вздохом переместился сразу к рукам и ногам юной прелестницы, заодно немного меняя их положение, чтобы не затекала кровь. Узкие ладошки и длинные пальчики были вполне земными, только более узкие и длинные ногти придавали руке необычность, к которой он уже начинал привыкать.
А вот тыльная сторона ладони была просто произведением искусства – она была покрыта все тем же белым атласом шелковой шерстки. Но белый цвет не просто вызывал ощущение одетых атласных перчаток. От золотистого запястья по тыльной стороне ладони в направлении пальцев шли три золотых луча, придавая руке неземную красоту и изящество. Женя бережно держал кисть девушки в своих ладонях. Ему казалось, что любая неосторожность может нарушить эту гармонию.
Его сердце вдруг резануло воспоминание, об уродстве, нанесенном этим ручкам безжалостными путами. Он внимательно осмотрел запястья и, к огромному своему облегчению, не нашел никаких следов. Положив бережно ее руки, он перешел любоваться Лэиными ножками – она сбросила обувь и сейчас они были оголены по щиколотку. На них повторялся тот же рисунок, что и на руках, и такие же, чуть удлиненные ноготки на маленьких пальчиках были аккуратно пострижены. Женька со стыдом воззрился на свои когтищи, стриженные им последний раз в Венле и подумал, что надо бы соответствовать принцессе в аккуратности.
