Дракоморте - Ирина Вадимовна Лазаренко
Найло дотащил Илидора до большого шатра в восточной части вырубки, побренчал костяной трещоткой на входе, перекинулся несколькими словами с выглянувшим на звук жрецом. Тот что-то пробурчал в ответ и потрусил к другому шатру, травно-зелёному, неприметно притулившемуся за большим храмовым.
Травно-зелёный шатёр — лекарский, сообразил Илидор. В городах и посёлках, которые ему доводилось видеть в Эльфиладоне и прилегающих людских землях, в такой цвет красили вывески, наличники, фартуки, повязки, сумки лекарей, и цвет этот привлекал внимание издалека, поскольку лекарни обычно стояли на площадях или больших улицах, окружённые серокаменными, красно-коричнево-глинобитными, рыже-кирпичными строениями. В лесу же шатёр травяного цвета, поставленный у самого края поляны, сливался с подлеском, и дракон заподозрил, что именно для того шатёр и поставили у края поляны — чтобы привлекать к нему как можно меньше внимания.
Мимо прошла невысокая жрица. Кряжичи бросали на неё тени, делая голубую мантию сероватой, и дракон вздрогнул: ему снова померещилась гномка.
Рядом с шатром лекаря стоял столик, над ним возилась женщина. В руках её мелькали длинные мотки мягких тряпок, пузырьки тёмного стекла, деревянные коробки и глиняные банки. На женщине была странного вида рубашка — она выглядела так, словно кто-то хотел перекрасить зелёную ткань, но схалтурил и наплескал коричневой краски как попало, пятнами, в основном на живот и нижнюю часть рукавов.
Коричневой краски? Илидор подобрался. Дракон помнил, как Южра Хашер в Донкернасе смешивал истёртые в порошок разноцветные специи, Южра десятки раз делал это в присутствии золотого дракона, и тот хорошо знал, что коричневый цвет получается, если смешивать зелёный с красным. Рубашка лекарки была залита красной кровью, а не коричневой краской.
— Какой кочергени они тут…
— Юльдра, — перебил Илидора голос Йеруша Найло.
Золотой дракон моргнул. Из лекарского шатра действительно вышел Юльдра, сын Чергобы, в недавнем прошлом — верховный жрец гимблского Храма Солнца, а ныне — верховный жрец старолесского. Был это невысокий, сухощавый мужчина лет тридцати пяти, с гладко выбритым узким лицом, глубоко посаженными глазами и длинными мышиными волосами, по-гномски собранными в хвост на затылке. Привычка принимать решения и отдавать указания крепко въелась в размеренные движения Юльдры, во властный изгиб его рта и скупые жесты, в упрямый взгляд чуточку сквозь. Взгляд этот навевал не самые приятные воспоминания об эльфах Донкернаса, которые никогда не смотрели драконам в глаза, — если, конечно, эльфы Донкернаса не носили имя Йеруш Найло. Голубая мантия почему-то смотрелась на жреце трофейной шкурой.
В сопровождении вызвавшего его жреца Юльдра, сын Чергобы, степенно подошёл к эльфу и дракону, стоявших у большого храмового шатра. Почему-то Йеруш не двинулся навстречу верховному жрецу, а тот, подойдя, встал так, чтобы за спиной у него оказался центр вырубки и чтобы Илидор с Йерушем повернулись к лекарскому шатру боком. Всё это в молчании. Лишь утвердившись на месте, переступив с ноги на ногу, точно проверяя, прочна ли под ним почва, верховный жрец коротко кивнул эльфу:
— Йеруш.
Илидор удивлённо шевельнул бровями: он никак не ожидал, что у невысокого и сухощавого человека окажется такой густой и мощный бас.
— Рад видеть тебя, добродруг Храма, — продолжал верховный жрец. — Верно ли мне передали, что ты привёл к нам нового друга, золотого дракона?
Илидор на миг закатил глаза и тут же пожалел об этом: солнце светило очень ярко. Будь Юльдра эльфом, дракон бы точно принял его за эльфа из Донкернаса, который нарочно приехал сюда, чтобы демонстрировать напропалую свою сообразительность, важно надувать щёки на каждом шагу и всех бесить — в частности, говоря о присутствующих так, словно они не слышат. Золотой дракон мог бы сказать донкернасским эльфам и верховному жрецу старолесского храма, что надутые щёки сильно замедляют движение и отвлекают от действительно важных дел. Но дракон промолчал: не для того он прилетел в такую даль, чтобы сходу пособачиться с самым важным хреном в этом месте.
— Ты, я вижу, очарован Храмом солнца, дракон, — тепло произнёс Юльдра.
Илидор встрепенулся — жрец умеет шутить, что ли? — но нет, показалось: Юльдра был серьёзен, как перелом хребта.
— Это добрый знак, в котором углядываю я обещание грядущих свершений. Частица отца-солнца в твоей груди разгорится очищающим пламенем и широкой полосой выжжет скверну и гнусность на пути света и созидания. Ведь чтобы нести свет другим, мы прежде должны отыскать его в своём собственном сердце!
Примерно то же самое орал гимблский гном Эблон Пылюга, которого волокла по гимблским подземьям вера в отца-солнце. Невыносимый, громогласный и резкий, как обрыв, Эблон Пылюга, лезший во всё на свете и неумолчно оравший про свет отца-солнца, который горит в его груди очищающим пламенем.
— Старый Лес — особенное место для Храма Солнца, — Юльдра сложил руки на животе — будь он пузатым, это выглядело бы как жест смирения и успокоения, но сухощавый жрец стал, скорее, похож на подобравшегося хищника. — Здесь много десятилетий ожидает нашего возвращения прекраснокаменное строение, прозываемое попросту — Башня, старейшая обитель Храма, старейшая и важнейшая, заброшенная на многие годы в силу грустнейших событий. Я вижу, ты удивлён — и я этому не удивлён. Ведомо ли тебе, сколь весьма известен был Храм Солнца в Старом Лесу в прежние времена? Ведь Храм Солнца в немалых частицах своих смыслов и замыслов зародился именно здесь, в старолесье, в прохладной смиренности той самой каменной башни, которая ныне зовёт нас из глубины старолесских буреломов! Из недр той самой башни многие годы назад вышел наш основатель, воин-мудрец, и у подножия башни нашёл он своё последнее успокоение в конце славнейшесветлого пути. Настало время новых важных деяний, и на толковище мы должны добиться возвращения своего былого веса и важности в этих
