Межесвет (СИ) - Федорченко Юлия

— Сделано на совесть?

Он снова кивнул. Девушка бодрым шагом обогнула угол дома, и Шадрену ничего не оставалось, как тащиться за ней, едва переставляя ноги. Внимательно рассмотрев результат работы, Идрис совершила нечто непредсказуемое: она приподняла края юбки и со всей силы ударила ногой по забору. Мужчина не успел даже ахнуть, не то что попытаться ее остановить. Затрещали доски, шаткое сооружение опасно качнулось и с треском повалилось в противоположную сторону, на иссушенную солнцем тропу. Белая курица, прогуливавшаяся по дороге в обществе своих пернатых подруг и едва не задавленная насмерть, возмущенно заклохтала и забила крыльями. Остальные наседки не преминули ее поддержать, и вскоре в окне соседнего дома показалось сердитое лицо пожилой женщины, выглянувшей проверить, не гоняются ли за ее драгоценными курами вечно голодные бродячие коты. Выяснив, что причиной переполоха став упавший забор Идрис, женщина коротко вздохнула и демонстративно хлопнула ставнями.

— Это никуда не годится, — сказала девушка.

— Тебя в деревне не любят? — озвучил свои наблюдения Шадрен.

— Думаешь, я и есть ведьма?

Он скользнул по ней взглядом и качнул головой.

— Нет. Что касается забора… — Шадрен негромко кашлянул и уставился в землю. Тяжело было признать свою беспомощность в таком простом, на первый взгляд, деле. — Я не справлюсь.

Солнце жгло ему затылок. Не видя лица Идрис, он попытался угадать ход ее мыслей. Он искренне старался ей помочь, просто Шадрен принадлежал к избалованным горожанам, которые не знают, с какой стороны берутся за плуг. Хорошо, если она поняла это. Экзалторы не были отягощены домашней работой, а до Гильдии… до Гильдии были годы привольной жизни в Кадисе. Да, все было так, Идрис напоминала ему о доме, именно это легло в основу того чувства, которое впоследствии превратилось в безудержную страсть.

— Тогда оттащи его с дороги, — наконец произнесла она.

Может, соседка не спряталась за наглухо закрытыми ставнями и видела, как Шадрен обнял девушку и приблизил губы к ее уху. Как он бормотал слова извинения, а щеки Идрис покрывались румянцем, потому что его прерывистый шепот был таким пылким и горячим и вызывал в мозгу образы, весьма далекие от целомудрия.

Картинка поблекла, блеснули и померкли синие глаза Кат Ши, и Шадрен ощутил, как его тело погружается в воду. Его словно окутало теплым шелком, чьи-то руки заскользили по его коже, обмывали его, лаская, и сквозь сон мужчина услышал нежное пение, похожее на колыбельную, — но со странными, тревожащими словами:

Недвижимо лежит моя невеста в белом

Мечты о ней я испокон времен лелеял

Но платье пышное не суждено надеть -

Лишь бледный саван облегает тело.

Таким высоким, кристально чистым голосом могли петь в храме, вознося оды Богине. Ее голос переливался и нарастал, соединяясь с волнами окатывающего его наслаждения.

Захлопнулась над ней земная твердь

И в вечной тьме она уже не сможет петь.

Той ночью явится она в тревожном сне

И скажет лишь одно: 'Приди ко мне'.

Морвена выросла без матери и не знала другой колыбельной. В ее теле сосуществовали две личности и две памяти, но вторая из них, принадлежавшая колдунье, казалась зыбкой и опасной, как глубокая топь. Одна мысль о том, чтобы погрузиться в этот темный омут воспоминаний, вызывала безотчетную дрожь и леденила душу. Морвена чувствовала, что там скрывалось столько боли и тоски, что на долю дис выпало столько испытаний, сколько не способен снести ни один человек. А ей, избранной Лилит, это удалось. И Морвене становилось стыдно за свои слабости и мелкие страхи, за то, что долгие годы она провела в добровольном заточении, остерегаясь людей, хотя это им следовало ее бояться. Однажды она увидела ее в зеркале: девушку с длинной белой косой под черной вдовьей вуалью. Черный — неподходящий цвет для лица столь юного и возвышенно чистого. О ком она горевала? По ком носила траур? Ответ таился на дне болота, куда не осмеливалась заглянуть Морвена — имя, каленым железом выжженное в сердце, которое она не могла и не хотела произносить. Но под траурной завесой ткани, спускавшейся до самого пола, девушка носила монарший венец, и в тот миг ведьме захотелось упасть на колени перед этой бледной величественной леди и просить у нее прощения — за себя и весь мир, причинивший ей столько страданий.

— Это оружие, верно? — спросила Идрис.

На закате Шадрен отправился в кабак и расспросил местных об исчезнувшем мальчике. Все в один голос утверждали, что подросток сбежал по собственной воле, так как ему надоели бесчисленные наставления матери, отличавшейся скверным характером. Шадрен осведомился о похожих случаях исчезновений, но никто из подвыпивших мужчин не мог вспомнить, происходило ли подобное раньше и когда. Он вернулся к Идрис с пустыми руками и обнаружил, что экзалторское ружье, главный предмет его гордости, лежит у нее на коленях.

— Что оно делает?

Шадрен приблизился к девушке и взялся за ствол твердой рукой. Вопреки его опасениям, Идрис не стала выхватывать опасную игрушку. Немного расслабившись, мужчина указал на ружье и наставительно произнес:

— Оно стреляет.

Идрис подняла вровень с лицом мешок из переливчатой ткани.

— А это?

Только тут Шадрен понял, что его походная сумка раскрыта и стоит у ее ног, а Идрис успела ознакомиться с ее содержимым. Мешок, прочная веревка, несколько стилетов и, конечно же, хрустальная маска были аккуратно разложены на кровати и подвергнуты скрупулезному осмотру. Мужчина зарычал, как рассерженный зверь, вырвал у нее из рук мешок и принялся яростно запихивать вещи обратно в сумку.

— Ты не имела права, — сквозь зубы процедил он.

— Ты мой постоялец, — невозмутимо ответила Идрис. — Я обязана была удостовериться, что ты не причинишь мне вреда. Или кому-то из нашей деревни.

— Твоей деревне плевать на тебя.

Ему не следовало этого говорить. Девушка покраснела от гнева и сильно стиснула губы, как будто сдерживала злые слова, рвущиеся наружу. Шадрен закрыл сумку и, не выпуская ее из рук, вскинул на плечо ружье. Отвернувшись, он какое-то время ждал, что Идрис его окликнет, а потом с тяжелым сердцем направился к выходу. Но что-то задержало мужчину на пороге: может, ему послышался ее тихий вздох или в памяти всплыли искрящиеся пески Кадиса, красными дюнами окружившие город.

— Я не привык, чтобы трогали мои вещи, — проговорил Шадрен. — Особенно ружье и маску.

— Надень ее.

Он обернулся.

— Что?

— Надень маску, — настойчиво повторила Идрис.

Сам не зная почему, мужчина повиновался. Он смотрел на нее сквозь прорези хрусталя, и его сердце неистово билось. Шадрен направил на девушку ружье и почувствовал, как оно теплеет в его руках. На лбу Идрис зажегся белый круг, отмечая ее как мишень. Луч мог насквозь прожечь ее голову и убить на месте.

— Ну как?

— Очень впечатляюще, — призналась Идрис. На ее лице не отразилось ни тени страха или сомнения, и Шадрену стало ясно, что она солгала: девушка исследовала его вещи из чистого любопытства. — Женщины охотнее делятся сплетнями. Я узнала кое-что о ведьме.

Он опустил ружье.

— Неужели?

— Исчезают только молодые ребята, — продолжила Идрис. — В основном сироты, которых хватятся далеко не сразу. — Она помедлила, глядя на него, словно раздумывая, говорить или нет. — У меня есть идея.

— Ты вовсе не… — Шадрен умолк, вспомнив, что уже предупреждал ее. — Это не игра, — попытался он образумить Идрис. — Почему тебя все избегают?