Пылающий туман - Ви КавИ
Правильно говорили, что начинаешь ценить только тогда, когда потеряешь. Сокол столкнулся с этим на личном опыте, но уже было слишком поздно для раскаяния. Он не предотвратит случившуюся трагедию. Ничего не исправит. Он был до жути слабым человеком и не мог даже попытаться двигаться дальше ради Орла и команды. Ведь зачем, если можно жалеть себя?
Сначала, после того, как Сокол выбрался из прокля́того храма, ему казалось, что за ним начнётся погоня. В конце концов, сопровождающий превратился в пепел, заказ не выполнен, а необычное голубоватое перо вместо того, чтобы красоваться в руках заказчика, успешно хранилось в сумке Сокола. Он считал важным оставить этот артефакт у себя. По крайней мере, он ему был зачем-то нужнее, чем этому неизвестному человеку, из-за которого всё покатилось в тартарары.
Сокол мечтал его прикончить.
Эта ненависть кипела в каждом потаённом уголке сознания. Он хотел найти его, отомстить, но прекрасно понимал, что во всём виноват только он. Никто больше.
К радости Сокола, никто за ним не погнался. Или же, по крайней мере, его просто никто не нашёл. Хотя, возможно, его давно убили во сне, и всё происходящее — одна из вариаций упущенного будущего, но это было, без сомнений, обычным пьяным бредом. Скорее всего, заказчик нанял других людей, когда одни наёмники нежданно-негаданно испарились и не принесли ему желаемое. Но навряд ли те смогли найти, если добрались до храма, что-то полезное. Хотел бы Сокол посмотреть на эту напыщенную, искажённую гневом морду. Вот была бы потеха!
Сокол постоянно таскал перо с собой, разглядывал его и не переставал надеяться, что артефакт среагирует, и появится Орёл, который обнимет его и утешит. Но всё было тщетно. Перо просто существовало — и ничего более.
В первые месяцы Сокол хотел как-нибудь обратиться к ниврам, попасть мистическим образом в их Королевство и попросить о помощи. Перо было в их храме, значит, они должны что-то знать. Хотя бы маленькую крупицу информации, за которую можно было бы зацепиться. Но гордость переборола здравомыслие, и Сокол поддался простой человеческой апатии и оставил всё как есть.
Потом, когда глеты подошли к концу, он решил, что лучше всё же найти заказчика и отдать ему артефакт, чтобы получить заслуженный гонорар. К тому же он не мог воспользоваться этой треклятой штукой и считал её бесполезной, поэтому зачем она ему? Но каждый раз Соколу хватало сил только на то, чтобы добрести до привычной таверны. Так и была заброшена идея с возвращением артефакта необходимому человеку, которого он, откровенно говоря, даже не знал. Все данные о заказчике пропали вместе с Орлом и сопровождающим.
Когда деньги всё же закончились, Сокол вспомнил, каково это быть бродяжкой с улицы. Он добывал глеты не самым законным способом, но ему это было позволительно, правда ведь? Его душа давно перестала быть белой и пушистой. Теперь она принадлежала убийце, голова которого должна лежать на плахе, а ещё лучше — в кровавой корзине с такими же убогими людьми.
Прокручивая в который раз безрадостные воспоминания, Сокол скривился.
Живот очень кстати прошёл, и он, одним глотком выпив жидкость, почувствовал новую боль, но уже в своём горле. Сокол скорчился, задышал быстрее и открыл широко рот, чтобы глотнуть воздуха.
Сколько ещё продолжится это добровольное уничтожение организма? У Сокола не было ответа, но он знал, что на полном серьёзе готов был так глупо скончаться. Ему было куда проще скрывать свои душевные переживания в этой зеленоватой бурде, разъедавшей внутренности, чем стремиться к чему-то большему.
Пожалуй, он был не просто слабаком. Он был ничтожеством.
На дне кружки продолжала булькать жидкость. Сокол редко допивал остатки роскоши: они на вкус были хуже, чем сам напиток в целом. Он решался на такой подвиг лишь в тяжёлые дни, когда хотелось не то сдохнуть, не то скрыть свою непроходимую печаль в чём-то противном и крепком.
Повертев в разные стороны кружку и понаблюдав в тусклом освещении, как напиток плескался и переливался болотным оттенком, Сокол с огорчённым стоном плюнул на пол, выпил и опять схватился за горло. Ну что за напасть! Боль была терпимой, но она то нарастала, то через секунды утихала, то вновь напоминала о себе. Сгорбившись, он, стараясь как-нибудь абстрагироваться от этих гадких ощущений, зажмурился.
Через несколько минут полегчало. Видимо, за долгое время у Сокола выработался иммунитет не только к алкоголю, но и к боли.
Когда он потянулся к небольшому мешочку, висевшему у него на поясе, и обнаружил, что в нём не осталось ни одной глеты, то первым делом, что Сокол сделал — это грязно выругался. Потом — осмотрелся. Люди вокруг него запевали песни, поднимали огромные кружки, улыбались во все тридцать два и залпом выпивали своё грязное пойло.
Не испытав от этого вида никаких положительных эмоций, Сокол, опираясь о стол, чтобы не повалиться на пол, с трудом поднялся на свои дрожащие ноги.
Вероятно, спускать последние глеты на алкоголь было отвратительной идеей. Впрочем, это уже не имело никакого значения.
Сокол, не доходя до двери, ведущей прочь из таверны, ощутил, как всё тело предательски напряглось. К горлу подступил новый ком, не предвещавший ничего хорошего. Он взялся за голову и сделал ещё пару неуверенных шагов.
Перед глазами всё закружилось. Он совсем не понимал, куда шёл и, самое главное, зачем. Огромный мир в один миг потерял все краски и оставил после себя пугающую пустоту.
Но Сокола она почему-то не пугала.
Не успел он окончательно опомниться и вынырнуть из беспамятства, как наткнулся на крупное препятствие. В следующий момент его тут же потащило вперёд, и, когда ему наконец-то удалось привести зрение в порядок, в лицо прилетел кулак.
Не удержавшись на ногах, Сокол с шипением повалился на пол. Он, подавив в себе жгучее желание никогда не вставать, приподнялся на локтях и выплюнул гадкий сгусток крови.
— Мудак, никто не смеет прикасаться к
