Любовь Лукина - Искатель. 1993. Выпуск №1
Сказать ей? Да нет, не стоит… Хватит на сегодня просветительской деятельности, а то уже не по руке — по физиономии схлопочешь…
Кстати, не исключено, что все эти возведенные в закон нелепости — просто-напросто тяжкое и бессмысленное наследие гражданской обороны: дезактивация, дегазация, светомаскировка… Паническая боязнь микроосколков, бесконечное вычесывание зверей, бесконечные омовения, гашение костров на ночь…
Вечер кончился. В балку хлынула чернота, рваные пробоины в листве залило густой синевой. Металлически блеснули звезды. Из темноты слышалось сопение зверей да шорох раскатываемой кошмы — Чага устраивалась на ночлег. Спокойной ночи здесь друг другу желать не принято…
Так что же мы сегодня выяснили? На собственной шкуре и рискуя жизнью… Сверкающая паутинчатая спираль в небе — это, несомненно, локатор. Об этом даже туземцы знают. «Металл смотрит». Черт, а ведь Бальбус не раз засекал эти штуки с орбиты, только называл их «одуванчики». Между прочим, если сверху, то очень похоже… Что еще? Лезвие ножа весит примерно полсотни граммов. Будем это пока считать минимальной массой, на которую реагируют микроголовки… Еще они способны, прошу отметить это особо, наносить не только массированные, но и одиночные удары, причем по малоскоростным целям. Если бы не ствол дерева, башку бы снесло наверняка…
Вверху, простреленная навылет несколькими звездами, шуршала невидимая листва. Хорошее место эта балка. Ночью в пей, правда, сыровато, зато днем… И вид у ней какой-то обжитой: пятно от костра — только одно, и трона к ручью — одна, а могли бы запросто все папоротники вытоптать. Сверху срубленные ветки должны падать — убраны… И мошки на удивление мало. Ну это, верно, пернатые постарались — вон их здесь сколько! А может, просто не сезон…
Все таки во всем нужна система. Давай-ка вспомним, что вообще известно о металле. Об этих самых разрегулировавшихся микрокомплексах… Или даже не так! Что о них неизвестно? На кой дьявол вообще Земля гонит сюда экспедицию за экспедицией? Короче говоря: что необходимо выяснить?
Значит, во-первых, кто и где их производит? Не могут же они произрастать сами по себе, хотя, кажется, была и такая гипотеза… Из чего производят — попятно. Из осколков. Больше, кажется, уже не из чего… Есть снимки так называемых накопителей — этаких членистоногих механизмов, которые эти осколки собирают. Кстати, по накопителям металл гвоздит с особым усердием, что, впрочем, вполне естественно — масса у них порядочная. Так вот: откуда они берутся и куда потом деваются?.. Вздуть бы сейчас костерок — и расписать это все в блокнотике, по порядку… Стоп! О чем-то он хотел спросить Чагу. Не о металле, а о чем-то таком… А! Вспомнил…
Влад прислушался. Из темноты доносилось еле слышное ровное дыхание. Кажется, не спит. Или спит?
— Чага, — шепотом позвал он.
Легкое дыхание пресеклось. Значит, не спит.
— Чага! Зачем кочевать? Жить. Здесь. Долго.
Несколько секунд тишины — и негромкий усталый вздох.
— Нет. Долго нельзя. Ночлег для всех.
Ему показалось, что голос у нее какой-то разочарованный.
12А наутро в Чагу словно вселился бес. Такое впечатление, будто она старалась расквитаться за опрометчиво потраченную улыбку. Начала с того, что, найдя в вычесанной шерсти еще одну крупинку металла, сожгла весь тюк. Влад чуть не поседел, глядя, как она уничтожает его недельный труд. В первый раз сорвался, перешел на крик, но Чага только сверкала на него побелевшими от бешенства глазами и с каким-то особым извращенным занудством выговаривала это свое «надо».
Потом сорвала с места, скомандовала свернуть лагерь, повела в степь, хотя вчера еще говорила, что в балке они пробудут дня два. В общем, вожжа под хвост попала…
Чага и сама не понимала, что с ней такое происходит. Дело было даже не в сегодняшнем настроении я не в злости на бестолкового вскормленного металлом спутника. Пока она кочевала с семейством, для нее не было большей радости, чем назло Матери нарушать тайком многочисленные общеизвестные запреты. Теперь же, оказавшись в изгнании, она все их вспомнила и соблюдала неукоснительно.
Честно говоря, тюк можно было бы и не сжигать. Мать, па-пример, когда не хотелось терять всю шерсть из-за одной крупинки, поступала просто: выдергивала клок с застрявшим в нем осколочком и сжигала только его. Хотя по правилам, конечно, надлежало спалить целиком и немедленно покинуть место сожжения. До заката, во всяком случае…
А может быть, мелочность и упрямство Чаги объяснялись еще и тем, что она теперь сама была Матерью маленького семейства из двух человек… А Влад — глуп. Его надо учить. Чага простит ему все, потому что у нее нет выбора, а другие прощать не станут…
Сам Влад первую половину дня пребывал в тихом бешенстве. А тут еще сразу за балкой, словно напоминая о погибшей шерсти, потянулась бесконечная гарь: несколько посеченных металлом и высохших вхруст рощ выгорели начисто и относительно недавно. Звери вышагивали по черному, местами — голубовато-серому пространству, высоко поднимая голенастые ноги и старательно оттискивая в пепле отпечатки круглых копыт.
Наконец Влад взял себя в руки и огляделся. Все-таки гарь тоже была весьма интересным явлением — так сказать, частью жизненного цикла похожих на спутанную проволоку зарослей, регулярно уничтожаемых пожарами, а затем стремительно восстанавливающихся.
Структура рощи была обнажена: из пепла торчали обугленные влажные обрубки стволов, готовые выбросить новые дуги серо-зеленых побегов в удобренную золой почву. На одном из обрубков стоял столбиком погорелец — уже знакомый Владу похожий на мышь зверек. Интересно, как это он ухитрился уцелеть, а главное — чем теперь намерен питаться?..
К полудню Влад успокоился настолько, что даже достал блокнот, пристроил на горбе Седого и, пользуясь ровным ходом зверя, принялся покрывать первый лист прыгающими каракулями.
Впереди с царственным равнодушием покачивалась в седле Чага. Изящные локти чугунного литья были чуть расставлены и чуть шевелились, а означало это, что Чага между делом орудует толстыми деревянными спицами, созидая новую нестерпимо колкую куртку. Тянется из переметной сумы бесконечная шерстяная нить, тянется бесконечная ноющая нота, тянется степь — тоже бесконечная… И так — тысячу лет…
А искусство ткачества они, надо полагать, утратили…
Глядя на растопыренные Чагины локти, Влад содрогнулся и принялся неистово чесаться. Солнце пригревало. Куртка и все прочее было, казалось, населено множеством мелких кусачих тварей… Ощущение в корне неверное хотя бы потому, что вчера вся одежда тщательнейшим образом была вымыта и прожарена над костром. Тем не менее расторможенное щекоткой воображение нашептывало Владу, что за пазухой у него нагло разгуливает небольшое колкое насекомое.
