В. Меньшиков - Искатель. 1970. Выпуск №1
— У меня тоже. Ленина искали. Бюст. С эшелона, который так и не докатился до Вены…
Густав почувствовал, как у него перехватило дыхание. Но он боялся вызвать подозрения унтер-офицера излишним интересом к его рассказу. Кто мог поручиться, что Фегля не обработало гестапо? Хотя интуитивно Густав почувствовал: унтер-офицер не из числа нацистских холуев.
— Грузы с того, сорок седьмого, привезли к нам на грузовиках под утро, — все так же шепотом продолжал Фегль. — Краном свалили ко мне в пакгауз штук тридцать бронзовых памятников. Так и лежали они горой до прихода гестапо. Я и не знал, за кем они охотятся. Главный их начальник — как его, фон Зальц? — злой такой, пригнал жандармов. Они растащили памятники, нашли бюст Ленина. Долго рассматривали. И все молчком, словно языки проглотили, — с неожиданной для Густава ненавистью заговорил старый унтер-офицер. — Фон Зальц хотел узнать, что было выгравировано на бюсте. Я и вызвался прочесть. Трудновато было, столько лет уже минуло. Позабыл я русский-то. Но все же разобрался… Не простой это памятник!
Фегль с неожиданной для Густава проницательностью взглянул ему в глаза и, чуть прищурившись, добавил:
— В тысяча девятьсот двадцать седьмом году сделали этот бюст рабочие и служащие в подарок съезду большевиков Украины… Вот, должно быть, почему гестапо так заинтересовалось этим бюстом., Фон Зальц лично проконтролировал, чтобы на бюст сверху, когда памятники снова грузили в вагон, навалили побольше самых тяжелых. Боится, должно быть, как бы кому в голову не пришло взять бюст Ленина…
Густава поразили и то, как откровенно говорил унтер-офицер, и нескрываемая враждебность Фегля к гестапо, и в особенности его намек на то, что, мол, можно было бы и спасти бюст Ленина. «А вдруг все это тонко подстроенная гестаповская ловушка? — обожгло Густава возникшее подозрение. — Быть может, никакого бюста нет и в помине? И все, что здесь мне наговорил унтер-офицер, подсказано тем гестаповским офицером?»
Густав лихорадочно перебирал в памяти все железнодорожные квитанции, которые прошли через его руки за последние, дни, в особенности те, где значились грузы товарного состава № 47. Нигде и упоминания не было о бронзовых памятниках. Как же гестапо могло узнать о бюсте Ленина?
Унтер-офицер Фегль задумчиво и грустно смотрел на ефрейтора. Он понимал, в каком смятении находится сейчас молодой человек. Но больше того, что сообщил он Густаву, унтер-офицер Фегль сказать не мог. Он никогда не был ни коммунистом, ни социалистом, ни членом какой бы то ни было партии. Всю жизнь он трудился вот на этой товарной станции. Но Фегль был настоящим пролетарием. Только путь своей борьбы он избрал иной — одиночную борьбу. Фегль глубоко верил, что, действуя в одиночку, сможет подольше наносить вред фашизму, гарантируя себя от предательства и провала. Унтер-офицер проставлял неправильные данные в железнодорожных накладных, задерживал вагоны с военными грузами в пути, посылая дальней, кружной дорогой… Только сегодня, стоя перед бюстом Ленина, он понял, что ошибся в главном: надо было бороться вместе с товарищами, сообща! Вот почему Фегль впервые теперь решил рискнуть, приоткрыться Густаву, о котором он знал: сын его старого знакомого машиниста Вока не подведет. Унтер-офицер Фегль догадывался об антифашистских настроениях многих железнодорожников, в том числе и Густава. Но слишком долго он хоронился, замыкался в себе, чтобы вот так сразу взять и разорвать панцирь своей собственной замкнутости.
— Этот бюст погонят на переплавку? — нарочито грубо и как бы безразлично спросил Густав.
— На заводы Геринга, — сразу посуровев, ответил Фегль. — Ну, мы с тобой тут, кажется, засиделись. Прощай…
Унтер-офицер бросил на стол мелочь и вышел из гастхауза.
Густав вдруг понял, что неправильно повел себя с Феглем.
Но он не имел права верить ему на слово, а унтер-офицер почему-то не высказался до конца… Это Густав почувствовал очень хорошо. Разве мог он знать, какие барьеры пришлось преодолеть Феглю, чтобы довериться Воку, и сколько еще барьеров преграждали в душе унтер-офицера дорогу к товарищам, антифашистам, подпольщикам?
«Если бы мне удалось прочесть накладную, по которой оформлены эти бронзовые памятники, быть может, я бы узнал точно о бюсте Ленина, — подумал Густав. — Но как это сделать? Вся документация у начальника станции. Должно быть, оформление бронзового груза прошло мимо меня. Досье с документами уже заперто в спецчасти. Нет, туда совать нос опасно, безрассудно! Что же делать?»
Вдруг до его слуха донесся чей-то шепот:
— Я собственными руками поднял краном бюст Ленина! Не веришь? Да его прожекторы так осветили, словно наводили под жерла зенитных пушек!
Густав обернулся и увидел машиниста железнодорожного крана и знакомого проводника. Они сидели за соседним столиком. Машинист пришел в гастхауз уже после ухода Фегля. Оба, видимо, заметили или почувствовали, что Густав прислушивается к разговору. Машинист поднял кружку пива и нарочито громко заговорил о другом.
Густав больше не слушал. Он выскочил из гастхауза и бросился к телефонной будке. Надо было немедленно поставить в известность руководство подпольной организации о бюсте Ленина.
Условившись о встрече, Густав позвонил своей невесте и попросил ее подождать его у него дома, чтобы потом провести вечер в кафе «Аида». Это была хорошая идея: пойти на встречу со связной вместе с Эльзой! Лишь бы его невеста согласилась зайти в самое фешенебельное кафе Вены, всегда полное немецких офицеров!
ПОБЕГ
Перед большим окном в кабинете директора шахты стоял офицер в черной форме СС. В руке он держал длинный стакан с узким дном, в каком обычно размешивают коктейль.
Рядом с эсэсовцем почтительно наклонил голову грузный директор шахты. Округлый, точно бочонок, живот мешал дипломированному инженеру Зауэру принять еще более подобострастную позу. И он старался компенсировать эту погрешность лакейской улыбкой. Она не сходила с его красной физиономии с той самой минуты, когда в его кабинет без стука вошел штурмбаннфюрер Вольт — помощник «по особым делам» бригаденфюрера Бухманна.
Бухманн нагрянул в провинциальный уголок «гау» Остмарка как снег на голову. Уполномоченный рейхсмаршала Геринга прилетел из Берлина, чтобы лично разобраться в причинах участившихся катастроф на шахте концерна. Но директор Зауэр терялся в догадках: и раньше на его предприятии случались обвалы, взрывы газа, но Берлин на эти «обычные» происшествия не реагировал столь нервно. Правда, из-за катастроф временно снижалась добыча угля. Но дирекция каждый раз повышала нормы выработки, загоняла под землю новые партии «восточных рабов» и под угрозой жестоких репрессий подхлестывала и без того изнурительный темп в забоях, на откатке и погрузке угля.
