Александр Крашенинников - Обряд
Недавняя ведьма о острым ногтем внезапно вспомнилась ему. Он повернул кисть, неприметно ощупывая то место, где была вмятинка, знак, оставленный ею, и усмехнулся. Он уже успел разузнать о ней все, что необходимо: разведена, живет в районе Дачной площади, сейчас одна, сын в санатории.
Наплывал город: серо-голубая сонная геометрия на фоне блистающего — цепь ажурных облаков — неба. Фиолетовая туча сбоку уже надвинулась на южные предместья, пуская оранжевые тонкие рокочущие стрелы.
Через перекресток, двигаясь к центру города, шли демонстранты: белые рубашки с закатанными рукавами, майки, джинсы, кроссовки. Белый щит с багряными косыми буквами: «Начальник, осторожно: справа — пропасть!» Дьякон, полуприкрыв глаза, медленно проследил за ними. Эти шестерки опять протестуют. Против чего? Справа пропасть, слева утес, впереди ворота в живодерню. Завтра они успокоятся, разойдутся по своим загончикам, и их будут доить втрое усерднее.
Как далеко все это осталось! Уже скоро три года, как Дьякон не знает ни правых, ни левых, ни газет, ни выборов, ни всех этих анекдотических прав и обязанностей гражданина. Гражданина, которому дозволено есть, пить, поглощать «культурные мероприятия» и периодически выбирать начальника, который уже давно выбран кем надо. Нет, едва Дьякон ногу за цеховые ворота — мир перевертывается, он, Дьякон, хочет уже в созвездие Всеобщей Воли и Будущих Снов.
Таксист повернул налево и вдруг нажал на тормоз. Заунывно вздохнуло, машина качнулась, останавливаясь. Впереди, заполняя улицу, надвигалась плотная масса людей в черных рубашках и белых галстуках. Это были бойцы Эскадрона Стабильности — партии биржевиков и коммерсантов. На узкой улочке не развернуться. Водитель всадил передачу заднего хода. Громилы Эскадрона, выходя на дело, конфисковывали все подряд, автомобили в первую очередь. Около десятка человек с ножами в руках уже неслись к машине. Такси, воя, полетело обратно к перекрестку, но двое ухватились за капот. Из-за их спины хлопнул пистолетный выстрел. Дьякон сунул руку в карман куртки. У него, как всегда, была с собой граната. Но воспользоваться ею сейчас было бы самоубийством.
Водитель, судорожно вертя головой, крутанул машину вправо, влево. Один из преследователей упал, проехав по мостовой плечом. Второй, держась левой рукой за фигурку слона на капоте, эмблему фирмы, правой перехватил нож. Дьякон понял, что тот готовится метнуть нож в водителя через боковое, открытое, окно. Он привстал, нагибаясь вперед. Автомобиль был новейшей модели, сильно бежал и задним ходом, однако боевик из Эскадрона оказался настоящим чертом. Крупное бровастое лицо его напряглось, он, сгибая левую руку, резко подтянулся и вылетел из-за капота. Дьякон бешено вращал рукоятку на дверце водителя, поднимая стекло и одновременно следя за боевиком. Внезапно глаза боевика остановились, и он, раскинув руки в стороны, упал на мостовую. Из пробитой спины торчало острие заточенного стального прута.
Дьякон оглянулся. Джинсовые демонстранты, обтекая машину, вваливались в улочку. Эскадрон встал, щетинясь ножами и пистолетными дулами. Внезапно над головами трескуче ахнула автоматная очередь. Остановились и джинсовые. Но где-то вдали за черной массой Эскадрона душераздирающе завизжали, этот визг перекрыл топот сотен ног, и Эскадрон дрогнул, растекаясь в щели меж домов. Вдалеке снова ударил автомат, потом другой, но какие-то секунды спустя они захлебнулись, в тишине стало слышно, как стонет раненый, и демонстранты с озверело-радостными лицами бросились на боевиков, молотя их нунчаками, кастетами и кусками арматуры.
Такси выбралось на перекресток, развернулось. Вдоль сквера, шатаясь, бежал парень в униформе Эскадрона, но без галстука — им была перетянута правая рука с оторванной кистью. Таксист, мощно работая всем туловищем, кинул машину в пространство Лесного проспекта. Минуту спустя они были вне опасности. Миновали проспект, повернули направо, пролетели вдоль дендрария. Возбуждение от стычки начало утихать.
Дьякон покосился на Игуменью. Она, приоткрыв уголок одеяла, смотрела на мальчишку, и выражение ее лица встревожило его. Разве она забыла, что предстоит завтра? Чего это она так распустилась?
Мальчонка зашевелился, водя ножками, толкнул Дьякона в бок, и Дьякон посмотрел на сверток, отчего-то не желая отодвигаться.
Его вдруг укололо, что он, не сознаваясь самому себе, то и дело возвращается к завтрашнему. Сумеет ли он выполнить то, что от него требуется? Вопрос вовсе не в его трусости, уж в этом-то его никто не упрекнет. Вопрос в таких вещах, о которых меж Братьями не говорят…
На Трехпрудной жил сирота Сережа. Это была последняя надежда. Больше Дьякон не знал ни одного адреса — в клане это не поощрялось. Ни одного, если не считать…
Сердце у него переместилось под ключицу, колюче нажало там, когда он поднимался к Сережиной квартире. Помоги, Сатана, помоги! Ну как к попу возвращаться — к ночи тот разойдется так, что дом встанет на крышу, уж Дьякон знает.
В подъезде пацанята пуляли из трубочек сухим горохом и с грохотом бросились вниз, увидев Дьякона. Он нажал кнопку звонка, и в груди у него опустело — никто не выходил. Надавил снова, уже почти с остервенением. За дверью глухо зашаркало. Дверь приоткрылась, удерживаемая цепочкой, показался тусклый глаз и старушечья желтая щека с сосулькой седых волос.
— Уехал, завтра вернется, — сказала старуха, жуя слова так, что едва можно было разобрать.
Дверь захлопнулась.
Дьякон уперся кулаком в кнопку звонка. Шаркание удалялось. Он со всей силы ударил по двери и пошел обратно, чувствуя, как усталость пригибает его книзу — ноги едва передвигались.
Туча заняла уже полнеба, передний ее край фантастически клубился в зените, над самой головой. Город помрачнел и как бы осунулся, тени легли на его звонкие черты. Летел по мостовой ветер, расчищая ее перед первым отрядом дождя от всякого мелкого мусора.
Дьякон упал на сиденье и тупо уставился себе под ноги. Водитель терпеливо молчал, должно быть догадываясь, что возит пассажиров щедрых. Ждала и Игуменья, вдруг вытянувшись, выпрямив спину.
— К Трем Дворцам, — сказал Дьякон, и тяжесть, грубо, жестко надавившая на него, поплыла прочь, отпуская.
Ударили по крыше тонкие барабанные палочки, чаще, чаще. Водитель пустил дворники. Мостовая враз потемнела, антрацитово блестя и как бы колеблясь от прыгающих по ней капель. Промчались мимо грузного оштукатуренного забора-стены, мимо волшебно сияющих стекол универсама, под колеса прыгнули трамвайные пути, влажно, сильно захлопали по шинам, и впереди легла царственная эспланада, ведущая к площади Трех Дворцов.
