Эдуард Хруцкий - Брат твой

— Вы ко мне? — спросил он.

— Да, я из НКВД.

— Откуда? — удивлённо переспросил Магнус.

— Из НКВД, — повторил Эвальд и поразился перемене, случившейся с этим огромным, широкоплечим парнем. Он словно съёжился и даже стал меньше ростом.

— Я слушаю, — чуть запинаясь, начал он.

— Нет, Магнус, слушать буду я, — жёстко бросил Эвальд, — а вы будете говорить о том, кому вы сообщили, что должны сопровождать в волость груз денег.

— Только тренеру.

— Вы говорили о деньгах?

— Нет. Я сказал, что меня посылают в командировку.

— Сказали куда?

— Да.

— Вы, кажется, комсомолец?

— Да.

— Кроме того, вы давали подписку о неразглашении служебной тайны. Так?

— Да, — чуть слышно ответил Магнус. — Но соревнования…

— Погибли ваши товарищи. Это вам известно. Похищены государственные деньги. Это известно вам тоже. Вспомните, при каких обстоятельствах вы сказали Калле о командировке.

— Я встретил его у входа в спортклуб и сказал, что еду в волость и не могу принять участия в тренировке.

— Что он вам ответил?

— Сказал, что позвонит замнаркому. Сказал, что — есть договорённость и меня обязаны освободить.

— Кто-нибудь ещё мог слышать ваш разговор?

— Нет. Мы были вдвоём.

— Хорошо. Идите и позовите мне тренера.

Пауль Калле шёл по коридору пружинисто и плавно. Он скорее не шёл, а нёс навстречу Эвальду свой драгоценно-мускулистый торс. В его походке было что-то механическое, неживое. Видимо, именно так ходят звёзды кафешантанов, страховавшие на огромные суммы свои бесценно длинные ноги. Но вместе с тем Эвальд почувствовал какую-то неземную опасность, сквозившую в движениях этого человека. Казалось, что из глубины коридора на тебя надвигается эластично и неотвратимо опасное, хищное животное.

— Вы меня звали?

Голос низкий, чуть с хрипотцой.

— Да, мне надо побеседовать с вами.

— Я увидел Куккера и понял, что вы из поли… простите, из НКВД.

— Вы не ошиблись. — Эвальд достал удостоверение.

Калле небрежно поглядел на него и махнул рукой.

— Я верю, что вы из пол… простите, из НКВД.

Его небрежность, деланная, специально рассчитанная на скандал, почему-то вызывала у Эвальда совершенно противоположную реакцию. Ему было смешно смотреть, как этот здоровый детина пытается под маской небрежности скрыть явно ощутимое беспокойство. И хотя лицо тренера оставалось спокойно-бесстрастным, в глубине глаз, где-то совсем далеко, жило это беспокойство.

Эвальд решил принять правила игры, навязанные ему этим человеком. Что ж, пусть Калле не знает, что он видит его тревогу, пусть думает, что игра его не понята и инициатива остаётся за ним.

— Я думаю, что нам лучше поговорить не здесь, — холодно сказал Эвальд.

— Вы хотите отвезти меня к себе?

— Нет, я хочу, чтобы вы нашли комнату, в которой можно спокойно поговорить.

Мимо них, поигрывая теннисной ракеткой, прошла высокая девушка. Она кивнула Калле и с любопытством поглядела на Эвальда. В конце коридора она опять обернулась.

— Так как же? — спросил Эвальд.

— Пойдёмте. — Калле вынул из кармана ключ.

Маленькая комната стерильной элегантностью была похожа на своего хозяина. На стене висели литографии с картин Адамсона и Тедера, в застеклённой полке переливались золотом и серебром кубки и медали.

— Садитесь. — Калле опустился в кресло у стола. — Ничего не могу предложить вам. Такое время. Раньше у меня был маленький бар, прямо в стене.

— Ничего. — Эвальд сел на обитый кожей диван. — Это не главное. Мне нужен не аперитив, а ответ.

— Ответ?

— Да, Калле. Я задам вам один вопрос и надеюсь получить ответ, устраивающий меня.

Тренер пожал плечами. Лицо его было всё так же бесстрастно.

— Кому вы говорили о командировке Магнуса?

Калле молчал, всё так же глядя на Эвальда.

— Ну? Запомните, Калле, мне бы очень не хотелось вырывать вас из этого мира атлетики и побед. Очень бы не хотелось.

Тренер молчал.

— Ну что ж, — Эвальд встал, — вы знаете, я могу предоставить вам время подумать на Батарейной. Пошли.

Калле встал и снова опустился в кресло.

— Я жду вас. — Эвальд сунул руку в карман, нащупал рукоятку пистолета.

— Я говорил… — голос Калле потерял былую звучность. —  Но она не замешана ни в чём. Я уверен.

— Буду рад разделить вашу уверенность. Кому?

— Инге Саан, нашему тренеру по теннису.

— Это она проходила по коридору?

— Да.

— Её адрес.

— Она живёт на Сютисте Тээ, семь.

— Вы пройдёте со мной в наркомат и напишете всё это.

— А потом?

— Потом вы вернётесь сюда, будете тренировать команду и навсегда забудете о нашем разговоре.

— Давайте покурим, — сказал Соснин. — Покурим и ещё раз подумаем обо всём.

В кабинете начальника отдела сидели оперработники бригады Пальма и майор Лембит.

— Что мы имеем на сегодняшний день? — Подполковник глубоко затянулся. — Кое-что имеем. Версию Пальма о том, что Юхансен добывает золото. Теперь «покупатель» не кто иной, как активный немецкий пособник и бандит Артур Езер, кличка Крест, в Выру его хорошо знают. Что об Инге Саан, Эвальд Альфредович?

— Живёт одна, мужчины бывают редко. До утра никто не остаётся. Саан — фамилия мужа. Они разошлись несколько месяцев назад, девичья фамилия Лаур.

— Постойте, — Лембит привстал. — Лаур… Был же скотопромышленник Лаур и у него дочь. Минуточку.

Лембит вышел.

— Как вы думаете, Эвальд Альфредович, зачем Юхансену золото?

— Золото везде золото.

— Так. — Соснин встал. — Видимо, наш «клиент» решил окончательно снять белоснежные ризы страдальца и героя националистического движения. Наступил новый этап — голый бандитизм. Кстати, товарищи, это весьма симптоматично. Мне об этом рассказывали друзья, имевшие дело с бандеровцами в Западной Украине. Сначала дешёвая бесклассовая идея самостийности, потом уголовщина. Так что ничего удивительного в этом нет.

— Товарищ подполковник, — сказал вошедший Лембит, — всё правильно, Инга Саан, в девичестве Лаур, — дочь скотопромышленника Лаура. В сорок четвёртом она вышла замуж за инженера порта Вальтера Саана, но через три месяца разошлась. Я думаю, что это уловка, я бы сказал, манёвр…

— Ну зачем же так усложнять. В сорок четвёртом сменить фамилию было не очень трудно. Особенно дочке Лаура. Роман с инженером не идёт в расчёт.

— Вы, товарищ подполковник, — не сказал, а выдохнул Лембит, — как человек приезжий, не совсем точно разбираетесь в текущем моменте…

Эвальд увидел, как внезапно изменилось лицо Соснина, и глаза подполковника стали холодными.