Николай Далекий - Не открывая лица
— Э, — уже весело сказала хозяйка, — невыгодный ты у нас гость: воды тебе не успеем носить.
— А вы не бойтесь, тетя, — отхлебывая из кружки, хлопец лукаво взглянул на младшую дочь Ольги, не спускавшую с него глаз. — Когда мне сильно есть захочется, я к речке или к колодцу сбегаю. А это так… чтоб аппетит не пропадал.
— Хватит языком молоть, — засмеялась Ольга. — Ты, вижу, живешь по присказке: “Дайте воды напиться, потому есть хочу так, что даже и переночевать негде”. Куда тебя девать такого?.. Снимай свой мешок.
Хлопец не стал ожидать вторичного приглашения. Он развязал тонкий крепкий шнурок, служивший ему пояском, скинул ватную куртку и оказался в холщевой, заправленной в суконные брюки рубахе с украинской вышивкой.
— Документы у тебя есть какие-нибудь? — озабоченно спросила Ольга. — Как бы полицаи…
— Чего, чего, а этого добра у меня хватит, — шутливо успокоил ее подросток. — Наш начальник городской управы мне троюродным дядей приходится — любой документ выпишет.
Он крепко растер руками свое все еще малиновое от мороза курносое, обрызганное мелкими золотистыми веснушками лицо, с удовольствием потер руки, еще раз хозяйским глазом оглядел комнату.
— А ну-ка, давайте мне, девчата, молоток, клещи, гвозди, весь инструмент, какой в хате есть.
— Зачем тебе?
— Вижу работу. Вон держаки на рогачах обгорели, шатнется — еще чугунок с борщом опрокинете, табурет косой — надо гвоздем ножку прихватить.
И хлопец, сняв ухваты с ручек, начал строгать обуглившиеся древки. Через полчаса все ухваты были заново насажены, шатавшаяся ножка табурета укреплена, порог двери для сохранения тепла обит толстой соломенной косой, на сапоге у хозяйки красовалась небольшая, пришитая тонкой дратвой заплата. Работа горела у хлопца в руках, он то и дело отпускал всякие шутки и, смахивая рукавом рубахи капельки пота, выступившие на носу, хвастливо заявлял: “Эх, жалко, что куска олова и соляной кислоты под рукой нет, а то бы я вам всю худую посуду запаял”.
— Вот ты говоришь: немцы придумали — вода заменяет жиры… — сказала хозяйка, смеясь глазами. — Хорошо, заберут у нас немцы зерно, скот, птицу, оставят нам воду. Ну, а выпьем мы всю воду в колодцах, тогда что?
— Тогда, — не моргнув глазом, ответил хлопец, — тогда всех наших людей немцы переселят к большим рекам, морям.
— В море вода соленая.
— Будут сахарин добавлять, — как ни в чем не бывало отвечал хлопец. — У них сахарина много…
Хотя было понятно, что хлопец шутит, Надя рассердилась.
— Нет уж, — сказала она злобно, — пусть они сами чай с сахарином пьют. Чтоб им от нашего сала животы полопались. Чтоб им…
Осторожная Ольга шикнула на дочку и незаметно повела строгой бровью в сторону подростка — не болтай лишнего, в хате чужой человек…
Хлопцу постелили на широкой крестьянской скамье — немного соломы, а сверху рядно. Он примостил в голову свой мешок и, сняв с суконных на вате чулок, заменявших ему сапоги, грубые самодельные калоши, сейчас же улегся, свернувшись калачиком и прикрывшись своей курткой.
— Может, каши съешь немножко?
— Каши? — мечтательно переспросил хлопец. — Каши бы хорошо. Люблю…
Но когда Надя достала из печи горшок, наложила каши в миску и поставила ее на стол, хлопец не поднял головы. Надя окликнула его, тронула за плечо, потормошила — он не шевельнулся. Крепкий сон охватил хлопца мгновенно. Он лежал, прижавшись щекой к своему мешку, блаженно улыбаясь во сне, и тоненько, переливчато посвистывал простуженным носом.
Ввалившиеся ночью в хату полицаи еле растолкали подростка.
— Кто?! Стой! Куда? — испуганно вскрикнул он, вскакивая на ноги и закрывая рукой свое искаженное злостью лицо, чтобы защитить глаза от яркого света электрического фонарика.
— Документы!
Хлопец молчал. Он стоял перед полицаем, закрыв лицо рукой, и грудь его судорожно вздымалась.
— Документы есть?
— А-а… документы… — произнес с явным облегчением подросток.
Он потер глаза и, лениво хрустнув костями, потянулся.
— Ревизия, значит. Где-то есть документики… Ну и приснится же такое!
Он пошарил по подкладке своей куртки, достал из карманчика сложенную вчетверо бумажку. Полицай долго читал при свете фонарика справку, выданную городской управой Тарасу Шумко, имеющему пятнадцать лет от роду, состоящему на учете в бирже труда и получившему разрешение отправиться в сельскую местность для приобретения продуктов.
— А почему в Германию на работу не поехал? — грозно спросил полицай.
— Не берут. Говорят — малолеток и специальности нет никакой. Ха! Я не против, я бы с дорогой душой. Чего так болтаться… Говорят — возьмем весной, когда пятнадцать тебе исполнится.
Полицейские обыскали подростка. Нашли: две старенькие тонкие кожаные стельки, шило, моток дратвы, иголку с ниткой, заколотую в подкладку шапки, маленький перочинный ножик со сломанным лезвием. Развязали мешок — там была темная, наполовину смешанная с отрубями мука. Мешок прощупали, муку несколько раз проткнули снятым с винтовки штыком.
— Ага, мука… — точно отвечая на вопрос, сказал хлопец. — Ячменная. Ничего, сойдет! Коржи будут хорошие.
Полицейские расспросили хозяйку хаты: когда пришел хлопец, о чем он спрашивал, не было ли с ним еще кого-нибудь. Перепуганная Ольга отвечала то, что знала.
— Чтоб завтра твоего духу здесь не было, — сказал, уходя, старший полицай хлопцу. — Слышишь, байстрюк? Чуть свет из села убирайся! Шляется тут всякое дерьмо собачье…
5. УТРО
Тарас учел совет полицейского. Он проснулся затемно, поел предложенную хозяйкой пшенную кашу, запивая ее взваром из сухих груш с ломтиками сахарной свеклы, и начал сейчас же готовиться в дорогу. Хлопец казался вялым, грустным, на вопросы хозяйки отвечал неохотно, рассеянно. Шутить, как вечером, уже не пытался. Его словно тяготила какая-то непосильная забота, мысль о чем-то неприятном, возможно, мысль о своей невеселой, горькой судьбе, заставляющей так вот бродить зимой от села к селу, ночевать в чужих хатах, вскакивать от окриков полицейских
И только когда наступила пора уходить, на лице Тараса снова появилось веселое, плутоватое выражение.
— Спасибо, тетя, за кашу. Пузо, как бубен. Могу любой марш отбарабанить.
— Ты, хлопец, не спеши ехать на работу в Германию, — сочла нужным сделать наставление Ольга. — Там тебя с калачами встречать не будут, не думай…
Тарас лукаво взглянул на Ольгу.
— Увидим, тетя, как оно обернется… Чего вперед загадывать. Желаю вам… В общем, в семействе у вас недостача, — хлопец покосился на висевшую на стене большую застекленную рамку с фотографиями, — так, чтобы вернулись целыми и здоровыми те, кого вы ждете.
