Лев Успенский - В мире фантастики и приключений. Тайна всех тайн
Вот теперь снова попробуйте найти решение.
— Не могу! — сказал я. — Благодарю судьбу за то, что такого решения мне принимать не пришлось.
— А им пришлось. У них не было выхода. Нужно было выбирать что-то одно.
Чой потер виски пальцами, встал и неожиданно направился вдоль берега. Я знал, что сегодня он не вернется. Ему нужно было привести свои чувства в порядок.
Всю ночь меня мучили кошмары. Мне снились покрытые прозрачными колпаками города, дряхлые старики и старухи, бредущие по опустевшим улицам, лаборатории, где потерявшие уже веру в себя ученые тщетно пытались совладать с бедствием, обрушившимся на Землю. У всех у них оставалась только одна последняя надежда экспедиция Левшина и Тренга.
Потом эти видения сменялись. Два истощенных человека в чуждом им мире, на которых легла непосильная ответственность. А где-то рядом, в маленьких норках, пушистые зверьки с задумчивыми глазами мыслителей, готовые к жертвенному подвигу.
Я много раз просыпался и задавал себе один и тот же вопрос: может ли человечество, даже ради собственного спасения, пожертвовать тем, что составляет сущность человеческой морали? Во что оно превратится после этого? Но тут же меня начинали одолевать другие сомнения. Кто дал мне право определять судьбу рода людского? Быть ему или не быть? Я вспоминал слова Чоя о том, что цивилизация атиков вообще не сопоставима с нашей. Ее в нашем понимании нельзя было даже назвать цивилизацией. Они ведь сами это понимали. И все же… ведь речь шла о разумных существах. Может быть, в том, что они не колеблясь приняли решение пожертвовать собой, было что-то, что ставило их выше тех, кого они спасали. С другой стороны, ведь они распоряжались только своей судьбой, тогда как Левшину и Тренгу приходилось думать о других.
Я закрывал глаза, и снова возникали картины старческой агонии Земли.
Измученный бессонной ночью, с рассветом я отправился на реку, чувствуя, что Чой уже там.
Действительно, он меня поджидал.
— Ну что? Решили задачу?
— Нет. Я не знаю, как бы поступил на их месте. Ведь принятие такого решения зависит не только от обстоятельств, но и от самого человека.
Он одобрительно кивнул:
— Правильно! Есть ситуации, в которых нельзя руководствоваться подсказкой. Каждый решает по-своему. Они тоже так поступили. Первый — Левшин. Он ушел и не вернулся. Позже его труп нашла в озере. В оставленной им записке были только подробные инструкции по выращиванию семян. Больше ничего. Вероятно, он понимал, что Тренг нужнее, чем он. Ведь только Тренг мог привести корабль на землю, а вопрос о пище проще решался для одного, чем для двоих. Возможно, им руководило еще одно соображение. Оставить Тренга наедине со своей совестью. Ведь если бы Тренг… Ну, словом, свидетелей не было бы. Очевидно, Левшин думал, что так легче…
— А Тренг?
— Тренг принял другое решение. Банка консервов на двадцать дней. Он рассчитывал, что ему удастся приучить себя к такой диете. Он почти дождался созревания семян, но… Если бы помощь пришла немного раньше…
— Какая помощь?
— Совершенно случайная. Один из старателей космоса принял их сигналы бедствия, но прибыл слишком поздно. Он похоронил Тренга и взял на борт груз семян.
— Вот, значит, чем все закончилось? Я не знал…
— Не торопитесь, — нахмурился Чой, — дослушайте до конца. Этому человеку было суждено всегда опаздывать. Он прибыл на Землю, когда семена были уже ни к чему. Джонатану Рейдону удалось справиться с вирусом, и о всей этой истории начали уже забывать. Вот теперь можно поставить точку. Вы разочарованы?
— Да нет, — сказал я. — Мне просто жаль Левшина и Тренга. Значит, все их муки были зря?
— А вы как думали? В самой формулировке задачи было внутреннее противоречие. Такие задачи не имеют решения. Нельзя было думать о спасении человечества, уповая только на помощь извне, сбрасывая со счета его собственные возможности помочь самому себе. Такие ситуации всегда оборачиваются либо трагедией, либо фарсом. Иногда и тем и другим. Трагедию пережили Тренг с Левшиным, а на мою долю досталось…
— Понятно! — перебил его я. — Вы и были тем человеком, который привез семена, и вы ели траву бессмертия. Ведь так?
Чой недоуменно поднял брови. Несколько секунд он молча глядел на меня, а потом что-то сообразил, повалился на песок в судорожном припадке смеха.
— Как вы сказали?! — спросил он, немного отдышавшись. — Ел траву бессмертия?! Ох, святая простота!
— Не понимаю, что тут такого смешного?
Он опять засмеялся похожим на кашель смехом.
— Смешно то, что я, Чой, автор романа «Трава бессмертия». Когда-то он пользовался огромным успехом, а сейчас уже никто не помнит моего имени. Согласитесь, что это не очень приятно! Я даже от огорчения потерял способность к эмоциональным контактам. Ведь не всегда удается найти внимательного слушателя.
Чой опустил голову на колени и прикрыл ее руками. Плечи его вздрагивали.
Я поднялся и, стараясь ступать как можно тише, направился в свою хижину.
Через час я навсегда покинул заповедник. Мне казалось, что в городе моя работа пойдет успешнее.
Илья Варшавский
ПРОДЕЛКИ АМУРА
Как часто приходится слышать фразу: «О, если бы мне было дано прожить жизнь заново!» Попробуем откинуть ее эмоциональную составляющую (для чего, как известно, нужно только убрать восклицательный знак) и разобраться во всем этом с позиций чистого разума.
О какой жизни, собственно говоря, идет речь?
Природа значительно милостивей, чем кажется с первого взгляда. Она дает нам возможность прожить, по крайней мере, четыре жизни. Беспомощное детство, безрассудная юность, осторожная пора возмужания и, наконец, чванливая старость. До чего же мало эти периоды походят друг на друга!
Поскольку внутренний мир человека с его надеждами, сомнениями и разочарованиями по давно установленным правилам игры подлежит юрисдикции художественной литературы, очевидно, в ней и нужно искать разгадку поставленного вопроса.
Для этого достаточно обратиться к таким капитальным трудам, как «Фауст» Иоганна Вольфганга Гете и «Возвращенная молодость» Михаила Зощенко. В них можно проследить неуклонное стремление человека сочетать в себе сомнительный опыт старца с тем возрастом, который характеризуется наиболее интенсивной гормональной деятельностью организма.
Говоря об опыте стариков, я не зря употребил эпитет «сомнительный». По существу, всякий опыт носит отрицательный характер. Он сводится к тому, что «в одна тысяча девятьсот таком-то году что-то похожее пробовали, и ничего не получилось».
