Лев Корнешов - Зона риска
ВСТРЕЧА, КОТОРАЯ ДОЛЖНА БЫЛА СОСТОЯТЬСЯ
Аня внесла в палату цветы, много цветов. Пожилая, добрая санитарка поставила графины из-под воды — они заменили вазы.
— По какому случаю праздник? — спросил Андрей.
Несколько дней назад ему разрешили надеть спортивный костюм вместо надоевшего больничного халата. Он чувствовал себя хорошо, боль давно ушла, серые туманы рассеялись, и мир снова был прекрасным.
— Сейчас придет Людмила Григорьевна и все скажет. — Анечка волновалась, но изо всех сил старалась казаться спокойной.
Андрей уже догадался. Он с некоторых пор жил постоянным ожиданием этих минут, и порою ему даже казалось, что они никогда не наступят. Анечка расставила цветы, полюбовалась, сказала:
— Это вам принести сегодня какие-то ребята. Шумные, веселые... Вообще-то цветы в палаты не очень можно, но дежурный врач ради такого случая разрешила.
— Ради какого случая? — попытался поймать ее на слове Андрей.
— Такого...
— Понятно. А почему мне отменили прогулку в парке?
— Ой, Андрей Павлович, какой же вы недогадливый! — всплеснула Анечка руками. — Вам не запретили гулять, вас просто попросили быть в палате.
— Предстоит выслушать чрезвычайное сообщение? — серьезно спросил Андрей. Его немного забавляло смущение Анечки, той не терпелось все выложить, но, видно, попросили пока ничего не говорить.
Сестра придирчиво осмотрела палату, поправила постель, выровняла в аккуратную стопку книги и газеты. Ей хотелось, чтобы все было в идеальном порядке.
— Все отлично! — Крылов подбодрил Анечку взглядом. — Самая строгая комиссия не придерется.
Он устроился за тумбочкой, которую приспособил под маленький рабочий столик, что-то размашисто написал на четвертинке бумаги.
— Вот мои телефоны, Анечка, рабочий и домашний. И адрес свой я тебе написал. Буду рад, если ты меня не забудешь, откликнешься.
— Кажется, вы уже прощаетесь, Андрей Павлович?
— Сколько я здесь, помнишь?
— Почти четыре месяца.
— Видишь, сколько! И я не сказал бы, что они пролетели быстро...
Особенно медленно потянулись дни, когда дело повернуло к поправке. Теперь уже каждый час казался сутками, черт возьми, почему они держат взаперти здорового человека? «Они», то есть врачи, не раз объясняли, что возможны осложнения, ранение серьезное, и не надо торопиться.
По секрету от врачей Андрей начал писать свою серию очерков для газеты, бумагу принесла сжалившаяся Анечка. Серия получилась, много событий прокатилось с тех пор, когда он получил задание редакции, и иные из них коснулись его лично, зацепили за душу. Андрей чуть-чуть изменил место действия, придумал другие имена для героев: в таких материалах лучше основываться на реальных ситуациях, но менять имена и фамилии — проходят годы, человек стал совсем другим, а давняя газетная статья тянется за ним как свидетельство о неблагонадежности.
Впрочем, секрет Крылова оказался не таким уж и секретом; Анечка, конечно, сказала Людмиле Григорьевне, что Андрей Павлович пишет статью, и врач не рассердилась — работа, по которой скучаешь, часто бывает получше многих лекарств.
— Анечка, дай и мне свой телефон, — попросил Андрей.
— Зачем он вам, Андрей Павлович? — залилась румянцем сестра. — Вы, как только порог больницы переступите, сразу меня забудете,
— Не кокетничай, Анечка, ты же хорошо знаешь, что я твой должник. Такое не забывается.
Аня нещадно теребила халат, краснела, бледнела, наконец решилась сказать:
— Вы мне, Андрей Павлович, стали самым родным человеком на свете...
Андрей хотел отшутиться, но посмотрел на Анечку и осекся, понял, как неуместен сейчас удалой тон. Надо же, и такое случается... А девчонка хорошая, прямо замечательная девчонка, глаза какие чистые.
Выручило то, что в коридоре послышались голоса.
— Идут, — сказала Анечка, она сразу стала серьезной и озабоченной.
В палату вошли Людмила Григорьевна, Тоня Привалова, Ревмир Иванович и... собственной персоной главный редактор.
— Ого! — вскрикнул радостно Андрей. — Какие люди! Тоня, здравствуйте, — тихо добавил он.
— Добрый день, Андрюша.
— Ну вот, он уже Андрюша... — ворчливо .прокомментировал Главный. — Мы ночи не спим, беспокоимся о его здоровье, а он...
— Что он? — весело сказал Андрей. — Он нормально радуется! Здравствуйте, люди, спасибо, что пришли, и располагайтесь где можете.
Анечка тихо вышла из палаты, Андрей хотел ее остановить, но Людмила Григорьевна показала неприметным знаком: не задерживайте, пусть идет.
Когда миновали первые, самые бестолковые и радостные минуты встречи, Людмила Григорьевна немного торжественно сообщила, что Андрея Павловича больше нет необходимости задерживать в стационаре, окончательное выздоровление — дело времени, и решено выписать его для продолжения лечения в домашних условиях.
— Иными словами, можно катиться отсюда? — и веря и не веря переспросил Андрей.
— Вот именно, если вам нравится такое выражение, — подтвердила Людмила Григорьевна. — А теперь я вынуждена вас покинуть...
— Подождите, пожалуйста, значит, вот сейчас я могу собраться и исчезнуть? — . уточнял Андрей.
— Ну уж... — засмеялась Людмила Григорьевна. — Надо все оформить как полагается. Выпишем мы вас завтра.
— Как ты? — спросил Главный, когда врач ушла.
— Только не именуй меня стариком! — счастливо рассмеялся Андрей. — Ненавижу эту глупую журналистскую привычку называть молодых и здоровых людей стариками!
— Здоровых? — подозрительно переспросил Главный.
— Абсолютно! — с чувством воскликнул Андрей. — Здоровых, сытых, отдохнувших! Хочешь, подниму тебя?
— Меня не надо. Ты лучше Антонину на руках носи. Она за тебя испереживалась...
— Спасибо, Тоня Привалова, серьезный человек! — Андрей никак не мог отделаться от веселого настроения.
Привалова тихо произнесла:
— Подозревала, что журналисты поболтать не любят, но чтобы до такой степени...
Андрею хотелось сказать что-то очень важное этим дорогим ему людям, но нужные слова не находились, напрашивались банальности, стандартные фразы.
— Ладно, — понял его состояние Главный, — считай, что все позади, а впереди — жизнь...
— Все-таки спасибо, — снова расплылся в улыбке Андрей.
Гости устроились кто где: на кровати, на стульях. Андрей оказался в центре маленького кружка, было хотя и тесно в небольшой палате, но по-хорошему тепло и сердечно.
— Рассказывайте, — потребовал он.
— Что? — спросил Главный.
— Кто меня обрезком трубы... И за что...
