Дзен и искусство ухода за мотоциклом: исследование о ценностях - Роберт М. Пирсиг

Сквозь спицы мотоциклетного колеса я вижу спальник Криса на столе, весь перекрученный вокруг него. Крис не шевелится.

Мотоцикл тихо возвышается надо мною, готовый к старту, словно ожидал его всю ночь, как какой-то молчаливый часовой.

Серебристо-серый, хромированный и черный — и пыльный. Грязь из Айдахо, Монтаны, Дакот, Миннесоты. Снизу, с земли, смотрится очень впечатляюще. Никаких финтифлюшек. Все имеет свое предназначение.

Не думаю, что когда-нибудь продам его. Просто незачем. Это не автомобиль с кузовом, который разъедает ржавчина всего за несколько лет. Регулируй мотоцикл, разбирай его — и он будет жить столько же, сколько и ты. Может, даже дольше. Качество. До сих пор оно тащило нас без хлопот.

Лучи солнца лишь слегка дотрагиваются до верхушки утеса над нашей лощиной. Над ручьем появляется локон тумана. Значит, разогреется.

Я выбираюсь из спальника, надеваю башмаки, запаковываю все, что можно запаковать, не беспокоя Криса, а потом подхожу к столу и встряхиваю его.

Он не реагирует. Я озираюсь по сторонам: работы никакой не осталось, надо будить. Я все еще сомневаюсь, но утренний воздух очень свеж, ваEя слегка рассержен и нервничаю, поэтому и ору:

— ПОДЪЕМ! — И он внезапно подскакивает с широко открытыми глазами.

Я стараюсь, как могу, и продолжаю побудку первым четверостишием из «Рубайята Омара Хайяма». Утес над нами похож на какой-нибудь утес в пустыне Персии. Но Крис не соображает, что это я такое несу. Он смотрит на верхушку утеса, а потом лишь сидит и щурится на меня. Чтобы воспринимать скверную декламацию с утра, нужно определенное настроение. А в особенности — таких стихов.

Вскоре мы снова едем по дороге, которая извивается и петляет. Мы устремляемся вниз, в огромный каньон с высокими белыми утесами по сторонам. Ветер просто замораживает на ходу. Дорога выводит на солнечный свет, который, кажется, прогревает меня и сквозь куртку, и сквозь свитер, но скоро мы возвращаемся под сень стены каньона, где ветер начинает подмораживать снова. Этот сухой пустынный воздух не держит тепла. Губы, обдуваемые ветром, сохнут и трескаются.

Несколько дальше мы переезжаем через дамбу и выскакиваем из каньона на какую-то высокогорную полупустыню. Это уже Орегон. Дорога вьется по местности, напоминающей северный Раджастан в Индии, где не вполне пустыня (много сосен, можжевельника и травы), но и не возделываемые земли тоже — кроме тех мест, где в лощинах или долинах есть небольшой избыток влаги.

Эти безумные четверостишия «Рубайята» продолжают вертеться в голове.

…есть что-то в травки узкой полосе,

Что отделяло бы пустыню и посев.

Есть страны, где слов «Раб» и «Господин» не знают:

Мне жаль Султана, что б на трон там сел…

Перед глазами встают руины древнего дворца Моголов у начала пустыни, где краем глаза он увидал куст дикой розы…

…А первый месяц лета, что так розов... Как там дальше? Не знаю. Мне оно даже не нравится. Я заметил, что с тех пор, как началось это путешествие — а в особенности с Бозмена — фрагменты эти кажутся все меньше и меньше частью его памяти и все больше и больше — моей. Я не уверен, что все это значит… Думаю… Нет, не знаю.

Думаю, у этого типа пустыни есть какое-то название, но не могу вспомнить его. На дороге никого, кроме нас.

Крис орет, что у него снова понос. Мы едем дальше, пока я не замечаю внизу речку, и мы съезжаем с дороги и останавливаемся. На его лице снова смущение, но я говорю, что нам некуда спешить, вытаскиваю смену белья, рулончик туалетной бумаги и кусок мыла и говорю, чтобы он тщательно вымыл руки, когда закончит.

Сажусь на омархайямовский камень, созерцаю эту пустыню и чувствую себя неплохо.

…А первый месяц лета, что так розов… о!.. вот, возвращается…

День новый сотни роз дарить нам рад?

Но где ж тогда дней прошлых розы спят?

А первый месяц лета, что так розов,

Из жизни заберет Джамшид и Кей-Кубад.

…И так далее, и тому подобное…

Давай слезем с Омара и займемся Шатокуа. Для Омара лучшее решение — рассиживать себе, хлестать вино и чувствовать себя паршиво от того, что время проходит, поэтому Шатокуа подходит мне как ничто другое по сравнению с этим. Особенно сегодняшний — о сметке.

Я вижу, как Крис поднимается по склону обратно. С облегчением.

Мне нравится слово «сметка», потому что оно такое домашнее, такое заброшенное и такое не стильное, что похоже, будто ему нужен друг, и оно не станет отвергать никого, кто ему попадется. В английском языке «сметка» — старое шотландское слово, раньше им много пользовались американские пионеры, но, как и слово «родня», нынче оно, кажется, совершенно выпало из употребления. Мне оно нравится еще и тем, что точно описывает, что именно происходит со всеми, кто подсоединяется к Качеству. Они наполняются сметкой.

Греки называли это enthousiasmos, корень слова «энтузиазм», что буквально означает «наполненный theos'ом» — то есть Богом или Качеством. Видишь, как все сходится?

Человек, наполненный сметкой, не просиживает впустую, рассусоливая обо всяких вещах. Он — на передовой плоскости поезда собственного осознания, он наблюдает за тем, что появляется на рельсах, и готов встретить это нечто, когда оно возникает. Вот что такое сметка.

Крис подходит и говорит:

— Мне уже лучше.

— Хорошо, — отвечаю я. Мы упаковываем мыло и бумагу, кладем полотенце и сырое белье туда, где они не смогут намочить всего остального, поднимаемся и движемся дальше.

Процесс наполнения сметкой происходит, когда человек спокоен достаточно долгое время для того, чтобы увидеть, услышать и почувствовать настоящую вселенную, а не просто чьи-то зачерствевшие мнения о ней. Однако, в этом нет ничего экзотического. Вот почему мне нравится это слово.

Это часто заметно в людях, возвращающихся с долгих, спокойных рыбалок. Они часто склонны ощущать какую-то вину в том, что так много времени потратили «ни на что», поскольку интеллектуального оправдания тому, чем они занимались, нет. Но у вернувшегося с рыбалки обычно до странности много сметки — и обычно это касается тех самых вещей, которые ему до смерти надоели несколько недель назад. Он не тратил времени впустую. Так кажется только с нашей ограниченной культурной точки зрения.

Если собираешься починить мотоцикл, то первый и самый важный