Братья Кип (сборник) - Жюль Верн
— И в особенности ты, Андрес, когда станешь владельцем всех этих миллионов и удвоишь свое состояние! — заметил Мильяфлорес. — А кстати, когда ты намерен жениться на дочке старого Самуэля? Эта красотка Сарра — типичная жительница Лимы, перуанка до кончиков ногтей, еврейского в ней — только имя.
— Через месяц, — ответил Андрес Серта. — Через месяц не будет в Перу человека богаче меня.
— Но почему, — спросил молодой метис, — тебе бы не жениться на испанке знатного рода?
— Я всех их ненавижу и презираю!
Андрес Серта не желал признаваться, что ему уже отказали от дома во многих семьях аристократов, куда он пытался проникнуть.
Неожиданно какой-то человек из толпы толкнул его.
Это был высокий, крепко сложенный индеец с седеющими волосами. Как и все горцы, он был одет в коричневую куртку, из-под которой виднелась рубашка грубого полотна. Широко распахнутый ворот открывал волосатую грудь. Короткие, в зеленую полоску штаны были пристегнуты к чулкам красными подвязками. На ногах индейца были сандалии из бычьей кожи, в ушах из-под остроконечной шапочки поблескивали сережки.
Он толкнул Андреса Серту и пристально посмотрел на него.
— Ах ты, мерзавец! — воскликнул метис и замахнулся на индейца, однако товарищи удержали его.
— Андрес! Андрес! Берегись! — крикнул Мильяфлорес.
— Этот презренный раб посмел толкнуть меня!
— Да он же сумасшедший! Это Самбо!
Самбо продолжал все так же пристально смотреть на метиса. Дрожа от негодования, Андрес Серта выхватил кинжал, висевший у него на поясе, и уже готов был броситься на оскорбителя, но тут в толпе раздался гортанный крик, похожий на зов перуанской коноплянки, и Самбо исчез.
— Скотина и трус! — прорычал Андрес Серта.
— Успокойся, и давай поскорее уйдем отсюда! — сказал Мильяфлорес. — Нечего нам делать здесь, среди этих зазнаек!
В наступившей ночной темноте уже невозможно было различить скрытые мантильями лица жительниц Лимы, недаром же этих дам называют "тападас"[81].
Молодые люди направились к чрезвычайно оживленному центру Пласа-Майор. Конным гвардейцам, охранявшим главный вход во дворец вице-короля, с трудом удавалось исправно нести службу в этой сутолоке. Казалось, все столичные торговцы назначили друг другу свидание на площади, которая превратилась в сплошную витрину.
— Ах ты, мерзавец!
Королевский дворец и подступы к нему со всех сторон окружили лавки, образовав гигантский рынок тропических плодов.
Но вот на колокольне раздался первый удар колокола, и шум на площади мгновенно стих. Послышался шепот — все молились, женщины тихо перебирали четки.
Все замерло, и только старая дуэнья, которая вела за руку молодую девушку, продолжала куда-то быстро пробираться, не обращая внимания на возмущенные возгласы молящихся. Девушка хотела было остановиться, но старуха потащила ее за собой.
— Вы только взгляните на эту дочь сатаны! — сказал кто-то.
— Что за проклятая колдунья!
— Да, еще одна каркаманка[82].
Девушка в нерешительности остановилась. Один из погонщиков схватил ее за плечо, пытаясь поставить на колени, но тут же чья-то сильная рука швырнула его на землю. Все это произошло в мгновенье ока.
— Бегите, мадемуазель! — прошептал тихий голос.
Девушка, бледная от страха, обернулась и увидела высокого индейца — он стоял, скрестив на груди руки и сурово глядя на погонщика.
— Клянусь Богом, мы пропали! — вскрикнула дуэнья и потащила девушку дальше.
Погонщик поднялся и, не решаясь связываться с индейцем, поспешил к своим мулам, бормоча себе под нос какие-то угрозы.
II
Лима раскинулась по долине реки Римак, в десяти лье от ее устья. С севера и востока от города возвышаются холмы, примыкающие к цепи Анд. Долина Луриганчо, зажатая между горами Кристобаль и Аманкес, подступает к самым окраинам города. Собственно столица расположена на одном берегу реки, а на другом раскинулось предместье Сан-Ласаро, которое связывает с городом пятиарочный мост. Быки этого моста надежно противостоят течению, а парапет служит скамьями для местных щеголей, которые приходят сюда полюбоваться роскошным каскадом.
Город растянулся на четыре мили с востока на запад, а от моста до городской стены — ровно миля с четвертью. Эта стена, высотой в двенадцать футов и шириной у основания в десять, сложена из особого кирпича (глина, смешанная с рубленой соломой и высушенная на солнце), очень устойчива во время землетрясений. В стене прорезаны семь ворот и три потайных хода, на юго-востоке к ней примыкает маленькая крепость Санта-Катерина.
Таков древний Город королей, основанный в 1534 году Писарро — как раз в День богоявления. Он всегда был и поныне остается ареной революции. Лима издавна считалась основным американским складом на Тихом океане благодаря порту Кальяо, построенному в 1779 году весьма оригинальным способом: на берег опрокинули старый океанский корабль, наполненный камнем, песком и всяческим мусором, затем вокруг этого каркаса забили сваи из водостойкой древесины, доставленной из Гуаякиля, — сия конструкция и стала основанием для сооружения мола Кальяо.
Умеренный климат, значительно более мягкий, чем климат Картахены и Баии[83], расположенных на другом берегу Американского континента, сделали Лиму одним из самых привлекательных городов Нового Света. Ветер здесь дует либо с юго-запада, неся с собой тихоокеанскую свежесть, либо с юго-востока, и тогда веет прохладой с заснеженных вершин Кордильер.
Хороши и прозрачны ночи в тропических широтах: они дарят иссохшей за день земле благодатную росу. Обитатели Лимы долго не ложатся спать, наслаждаясь в своих домах ночной прохладой. К ночи все улицы пустеют, и редко в каком заведении еще можно встретить любителя выпивки.
Молодая девушка, которую сопровождала дуэнья, беспрепятственно добралась до моста через Римак. Она шла, беспокойно прислушиваясь к каждому шороху, в ушах ее еще звучали колокольчики мулов и свист индейца.
Он стоял, скрестив на груди руки
Сарра спешила вернуться в дом своего отца Самуэля. Темная юбка с мягкими складками была настолько сужена книзу, что девушке приходилось идти мелкими шажками, что делало ее походку необычайно грациозной — отличительная особенность жительниц Лимы. Юбка была отделана кружевами и цветами, шелковая мантилья с капюшоном ниспадала на нее. На ногах у девушки были атласные башмачки и тонкие шелковые чулки, руки ее украшали дорогие браслеты. Вся она была подлинным воплощением того очарования, которое так хорошо выражает испанское слово "донайре"[84].
Мильяфлорес был прав. В невесте Андреса Серты еврейским было только имя, это была типичная перуанка, прекрасная и очаровательная.
Старая дуэнья, на лице которой лежала печать скупости и корыстолюбия, верно служила
