Кеннет Оппель - Небесный скиталец
— Привет, — сказал я. — Ты теперь знаменитость.
Она рассмеялась:
— На самом деле нет.
— Тебе так аплодировали.
— Ну, я популярна среди обычной публики, — поморщилась она. — Но большинство важных ученых не пришли. Они считают это просто дурацким шоу. Я слыхала, что одна группа естествоиспытателей уже пишет статью, где называет все это мистификацией.
— Да как они могут? — спросил я с негодованием.
— Некоторых людей никакими доказательствами не убедишь, — пожала она плечами. Похоже, она очень достойно к этому относилась.
Мы стояли и смотрели друг на друга, и я не знал, как вести себя с ней. Шесть месяцев назад, когда мы расставались в Сиднее, она крепко обняла меня и заплакала, но теперь мы оба стали старше и сдержаннее.
Я бы не возражал снова обнять ее, но вокруг было столько народу, что мне было неловко.
— А где мисс Симпкинс? — спросил я, не найдя лучшей темы для разговора.
— О, где-то здесь.
— Я удивляюсь, что она еще при тебе.
— Ну, мы с Марджори пришли к взаимопониманию. Я не рассказываю родителям, какой она оказалась беспомощной на «Авроре», а она предоставляет мне за это больше свободы. Например, разговаривать с молодыми людьми без ее надзора. — Она озорно улыбнулась.
— Надеюсь, это не войдет у тебя в привычку, — сказал я. — Она простила тебе попытку отравления?
— Она очень внимательно наблюдает за мной, когда я завариваю чай, — отметила Кейт. — А кстати, не выпить ли нам чаю? Мы можем пойти в профессорскую.
— Значит ли это, что ты теперь профессор? — с изумлением поинтересовался я.
— Нет, нет, просто у меня специальный пропуск на время выставки. Там очень мило.
Мы вышли из зала, и она повела меня по длинной галерее с высокими потолками, уставленной застекленными витринами с чучелами животных. Я никогда не видел столько мертвых зверей сразу и в одном месте. Казалось, это музей, где собрано все, что когда-либо ходило, ползало, летало или плавало по планете. Потом Кейт свернула в темный коридор, забранный деревянными панелями, и мы прошли в самый его конец. Там была огромная дверь с шарообразной ручкой посередине и маленькой медной кнопкой сбоку. Кейт нажала на кнопку, и почти сразу же стюард открыл нам.
— Добрый день, мисс де Ври. — Он распахнул дверь пошире. — Не желаете ли чаю?
— Большое спасибо, Робертс.
Это была замечательная комната, как и обещала Кейт, залитая светом из огромных, от пола до потолка, окон, занимающих целую стену. Кругом мерцали полированное дерево, медь и кожа. Старые важные усатые джентльмены восседали в креслах, читая газеты, потягивая портвейн и выдыхая едкий сигарный дым вверх, в сторону потолочных вентиляторов. Кое-кто из них посмотрел на входящую Кейт, но ни один не поздоровался, если не считать негромкого недовольного ворчания.
— Прокопченные старые придурки, — пробормотал я.
— Как видишь, я крайне популярна в научных кругах, — шепнула мне Кейт. — Они этого еще не знают, но я собираюсь в недалеком будущем отобрать у них работу и кабинеты.
— Надеюсь, тебе это удастся, — ответил я.
В открытые французские окна дул теплый весенний ветерок.
— Давай сядем снаружи, — предложил я.
Мы вышли на террасу, уселись за столик и стали смотреть за реку, на Марсово поле и Эйфелеву башню.
— Как тебе Париж? — спросила она.
«Разговариваем как взрослые», — подумал я, и мне стало грустно. Нам было как-то неловко друг с другом теперь, когда мы сидели в хорошей одежде в приличной комнате посреди огромного города, собираясь отведать славного китайского чая.
— Париж великолепен, — ответил я, — это самое грандиозное место на земле.
— На земле.
— Да.
— Но в небе все-таки лучше?
— Конечно.
Она улыбнулась:
— Расскажи мне о Воздушной Академии.
Как оказалось, за информацию, которая помогла бы поймать Спиргласа и его пиратов, была назначена большая награда. Когда мы добрались до порта, то смогли сообщить Воздушной Гвардии координаты острова. Они отправили туда большой отряд и захватили остававшихся на базе пиратов. Я спросил о сыне Спиргласа, но мне сказали только, что его отправили в сиротский приют и что о нем позаботятся. Я надеялся, что у него все хорошо и что все-таки есть кому рассказывать ему удивительные истории.
Причитающейся мне доли вознаграждения было более чем достаточно для обучения в Академии, да плюс еще рекомендательное письмо капитана Уолкена. Мне предложили место в группе, начинавшей занятия с весеннего семестра. Оставшихся денег маме и сестрам хватит, чтобы прожить, пока я буду учиться и не смогу высылать им свое прежнее жалованье. И даже удалось кое-что положить в банк, большой солидный банк в Лайонсгейт-Сити. Никогда не думал, что у меня будет собственный банковский счет.
— Я очень много узнал там, — сказал я, — хотя и предпочел бы побольше летать и поменьше сидеть в классных комнатах.
— Я надеюсь, что ты на занятиях внимателен, — сурово осведомилась она.
— Конечно!
— Такую возможность нельзя упускать.
— Ты прямо как учительница!
Она рассмеялась, явно довольная:
— Я просто тренируюсь быть строгой. Мне кажется, надо быть строгим, чтобы люди принимали тебя всерьез. Особенно во время диспута.
— Я убежден, что ты будешь просто ужасающе строгой, — заверил я ее.
Подали чай и трехъярусное блюдо с маленькими сандвичами, лепешками и пирожными.
— На острове, — сказала Кейт, наливая мне чай, — ты боялся, что никогда не сможешь быть счастливым на земле.
Я покраснел, вспомнив, как паниковал тогда в пещере, и все свои прежние страхи тоже. Но в то же время было приятно и удивительно, что она помнит наш давний разговор.
— Но ты счастлив здесь? — Кейт смотрела на меня.
— Счастлив настолько, насколько вообще могу быть счастливым, стоя на якоре. — Я глубоко вздохнул. — И мне теперь легче обходиться без движения.
Это было непросто. Когда я только начал учиться в Академии, то провел без сна немало ужасных ночей. Мне не хватало моей койки на «Авроре», и База, и капитана Уолкена, и всех наших. Мне не хватало движения. И не хватало отца, куда острее, чем прежде. Множество раз я чувствовал себя таким одиноким и несчастным, что готов был сбежать и вернуться на «Аврору». Но однажды ночью мне неожиданно приснился папа, хоть я и был теперь прикован к земле. Я летел рядом с «Авророй», и он присоединился ко мне, а когда я проснулся, все стало по-другому. Пока я могу видеть его во сне, все хорошо и не нужно больше улетать в небо в поисках счастья. Оно само найдет меня, где бы я ни был: на «Авроре», здесь, в Париже, или дома с мамой, Изабель и Сильвией.
