Андрей Курков - Львовская гастроль Джимми Хендрикса
На овальном столе на бежевой льняной скатерти стояли тарелки, бокалы. Справа от каждой из трех тарелок расположился керамический желтоватый стаканчик, из которого, как карандаши, высовывались своими рабочими частями кверху ножи, вилки и ложки. Тараса позабавила креативность того, кто придумал этот способ сервировки. Он оглянулся, чтобы спросить Дарку, но она вдруг исчезла за дверью. Со стороны открывшейся и тут же закрывшейся за Даркой двери долетел приятный запах свежежареного карпа.
За спиной у Тараса раздался легкий скрип паркета. Он обернулся и увидел перед собой невысокого мужчину в джинсах и темно-синем пиджаке, надетом поверх тонкого черного свитра. Тот стоял босиком на паркете, спрятав руки в карманы пиджака, и смотрел прищуренным взглядом на гостя, при этом губы его шевелились так, словно он проговаривал беззвучно какие-то слова.
— Добрый вечер. — Тарас шагнул ему навстречу и протянул руку.
Рукопожатие мужчины было сильным. Он кивнул.
— Я — Тарас, — представился гость, понимая, что хозяину квартиры и так это известно. Но надо же было с чего-то начать разговор.
Мужчина снова кивнул. Вытащил из кармана пиджака правую руку. Тарас заметил в ней что-то, похожее на фонарик. Отец Дарки опустил взгляд на этот аппарат, нажал на нем невидимую Тарасу кнопку, и в тишине комнаты зазвучало несильное жужжание. После этого отец Дарки приставил аппарат к горлу под правой щекой.
— Добрый вечер, — прозвучал его странный, немного механический голос, дребезжащий и вибрирующий. — Меня зовут Борис… Извините за звук… Я могу только так разговаривать… У меня был рак горла, и врачи удалили голосовые связки. Вы меня хорошо понимаете?
Тарас, лицо которого продолжало выражать шок и удивление, закивал.
— Да, да… Извините, я не знал…
— Все сначала удивляются, — отец Дарки грустно улыбнулся. — Давайте присядем! — Он показал жестом руки на мягкий уголок вокруг журнального столика.
Тарас опустился на диван, отец Дарки — на кресло напротив.
— Я вам очень благодарен, — продолжил он. — Скажу честно: мне вы сначала не понравились… Дарка — моя единственная дочь, и так случилось, что наша семья уже три поколения страдает от глупости моего прапрадеда, женившегося на своей двоюродной сестре. Жена тоже умерла от генетического заболевания… У меня — свои проблемы, у Дарки с рождения аллергия на всё. Но в последнее время у нее была аллергия только на деньги. Я знаю, что вы занимаетесь медициной, и теперь я очень счастлив, что вы ей так помогли!
— Да я… — Тарас пожал плечами, сопротивляясь внезапно обрушившимся на него комплиментам.
Борис отвел руку с аппаратом от шеи и приподнял ее так, что Тарас понял — отец Дарки просит его молчать и слушать. И гость закрыл рот. На мгновение обернулся в сторону двери, за которой пять минут назад исчезла Дарка. Дверь была прикрыта.
— Я вам очень благодарен, — продолжал Борис, вернув руку с вибрирующим аппаратом к шее. — В сказках в такой ситуации короли обычно давали молодцу, избавившему принцессу от тяжелого заболевания, полкоролевства и саму принцессу в жены. У меня полкоролевства нет, но я готов отдать вам дочь в жены. Поверьте, это самое дорогое, что у меня есть…
Отец Дарки тяжело вздохнул и опустил руку с аппаратом на колени. Теперь он смотрел в лицо Тараса. А Тарас растерялся, раскрыл рот. Его руки вдруг ощутили холод, и самому вдруг стало как-то прохладно, возникло желание накрыться пледом. С головой. Он думал, что Дарка зовет его просто познакомиться с отцом, и это вполне нормально и естественно. Как естественно любому отцу захотеть познакомиться с ухажером своей дочери. Да, вспомнил Тарас, она просила его слушать то, что говорит ее отец, и не обращать внимание на то, как он говорит. Теперь было понятно, что она имела в виду. Понятно было по поводу «как», а вот по поводу «что»? Неужели она знала, о чем он будет вести речь?!
От этой мысли Тарасу внезапно стало жарко, его бросило из холода в жар, и лоб покрылся испариной. Взгляд его бегал «вслепую», отражая мельтешение сбитых с толку мыслей и не видя ничего вокруг. Но когда мысли остановились или просто отошли куда-то за пределы сосредоточения, Тарас поймал на себе серьезный и неожиданно тяжелый взгляд Бориса, отца Дарки. И заметил, что выражение его лица стало тоже тяжелым.
— Да, спасибо… — забормотал Тарас. — Я не ожидал… от вас… такой доброты… Извините!.. Мне Дарка очень дорога, поверьте!
Отец Дарки улыбнулся, услышав это. Поднес руку с аппаратом к шее.
— Я знаю, что она вам дорога. Иначе я бы с вами не говорил!.. То, что вы сделали, это чудо, и я знаю, что чуда без настоящей любви не бывает.
Теперь закивал Тарас и снова обернулся, бросив взывающий о помощи взгляд на двери, за которыми исчезла Дарка.
— Вы понимаете, — Тарас усилием воли выровнял свой голос, убрал из него дрожь и неуверенность. — Я даже предложения ей еще не сделал! Она ведь не знает, о чем мы говорим!
Борис левой рукой отмахнулся от слов Тараса, а в глазах появились живые искорки.
— Вы для нее сделали больше, чем предложение, — сказал он. — Я не пью, но могу вам предложить! Виски? Вино? Водка?
— Вино, — попросил Тарас. — Красное, если есть.
— Есть, — произнес механическим, вибрирующим голосом Борис и поднялся с кресла, оставив на стеклянной столешнице маленький, похожий на ручной фонарик, аппарат.
За овальным столом они сидели молча. Ели жареного карпа с картофельным пюре, салат из квашеной капусты, напоминавший о том, что за окном осень. Тарас пил красное вино, Дарка — белое, ее отец — минералку.
Атмосфера была тихая и мирная, но лицо Тараса выражало испуганное счастье, и глаза его время от времени вспыхивали по-особенному, когда взгляд его возвращался — и не мог этого не делать — к ее обнаженным кистям, к ее тонким пальцам. На обеих кистях ее грациозных рук поблескивало по знакомой Тарасу жемчужине, надетой на тонкий кожаный шнурочек. На кожаном шнурочке потолще, на ее шее, висел серебряный кулончик в форме сердечка размером с двухкопеечную монетку, в центр которого была умело вмонтирована третья жемчужина.
Глава 49
Домой Тарас возвращался в странном состоянии, не чуя ни ног под собой, ни ночи вокруг. И дорога поэтому не запечатлелась ни в его памяти, ни в мыслях — настолько он был погружен в себя. В голове всё еще вибрировал механический, словно искусственный, да в чем-то и действительно искусственный голос отца Дарки. Но то, что говорил ее отец, было намного страннее его голоса. Дарка, проводив Тараса до двери, коснулась его губ своими, и на его губах осталась легкая сладость. Он нес ее домой, эту сладость на губах. Нес и вспоминал разговор с Борисом.
