Альберт Цессарский - Чекист
— Нельзя. Этот, — кивнул Адаменко в сторону ушедшего хозяина, — первый меня пристрелит. Они не смирятся. Все равно драться будут за свое добро. А я слишком тесно с ними связался. И вожак им нужен, атаман... Я подошел.
— А сейчас ты правду говорил?
— Насчет Жоржа и прочего? Правду. Не мои слова — чужие. За что купил, за то продаю.
Вернулся хозяин, кивнул, и Адаменко вышел. Подождав, когда затихнут шаги на улице, хозяин рванул занавеску и грубо сказал:
— А ну, выходи!
Медведев прошел к окну.
Хозяин, не спуская с него тяжелого взгляда, спросил:
— Чи ты не Брагин часом?
Это было даже смешно — искать Брагина и самому оказаться им.
— Нет, я не Брагин, — улыбнулся Медведев.
Хозяин оглянулся на Губенко.
— Кого ты привел? Ты ж казав, то наш человек. А то кацап! Москаль! — Желваки заходили у него на скулах. — Вин же все чув! — В его руке очутился топор. Он грузно шагнул к Медведеву.
— Губенко! — тихо сказал Медведев, берясь за пистолет. — Прикрой дверь.
Но Губенко, метнувшись к двери, скороговоркой зашептал:
— Не убий! Господь бог сказал: «Не убий!» — Взявший меч, от меча погибнет! Не убий...
Неизвестно, чем бы все кончилось, если б в хату не ворвался Сердюк.
— Чи ты з глузду зъихав, чи що? — напустился он на хозяина. — Прибыл до тебя человек из выщего центру проверить Адаменку. У него полномочия от самого Петлюры, царствие ему небесное, а ты с топором! — И честный бухгалтер, за всю жизнь не сказавший ни слова неправды, стал вдохновенно рассказывать о том, с какими нечеловеческими трудностями пробирался этот посол Европы в Чаплинку.
— Правду каже? — все еще не выпуская топора из рук, обратился хозяин к агроному.
— Т-так... — закивал тот, дрожа.
— Що це значить «так»? — насел на него Сердюк. — Человек должен успокоиться. Побожись ему! Ну! Живо!
— Ей-богу, — прошептал Губенко и перекрестился.
— Ну вот! — с удовлетворением сказал Сердюк. — Теперь все ясно?
— Раз так, выбачайте, — смущенно проговорил хозяин. — Я людина темна...
На улице, пока ладили сани, Губенко все каялся перед Медведевым в своей трусости:
— Слаб человек! Держит его плоть, яко дьявол.
— Неужели так бы и продолжал стоять и молиться, если б он меня топором хватил?
— Не знаю, не знаю.
— Может, даже рад был бы? — с интересом спросил Медведев.
Губенко вздрогнул.
— Ох, глаза у тебя... занозливые!
— И паскудная же у тебя душа, Губенко, — проговорил Медведев.
— Кто ненавидит брата своего, тот находится во тьме, и во тьме ходит, и не знает, куда идет, потому что тьма ослепила ему глаза. А я ненавижу! — вскрикнул Губенко. И потом долго молчал, отвернувшись.
Уже устроившись в санях, Медведев сказал ему жестко:
— Так вот, мое категорическое требование — привести к нам Адаменко, добром или силой. Как можно скорее.
* * *Не веря в успех дела, Адаменко быстро согласился на предложение агронома — нужно было спасать шкуру. Вскоре оба явились в Херсон к Медведеву. Оказалось, существовал подробный план захвата Крыма, Каховки, Аскании-Нова — территории, входившей некогда в Таврическую губернию. Образованное из украинских националистов правительство должно было немедленно обратиться за военной помощью к Западу.
Получив от Адаменко пароль, Медведев отправился на явку к одному из кулацких вожаков на хутор под Асканией-Нова. Теперь он поехал с вооруженной группой, которая, как личная охрана «пана эмиссара», не отходила от него ни на шаг.
Приехали часов в семь вечера. А уже через час и на протяжении всей ночи мчались отовсюду на хутор кулаки на добрых конях, с оружием, с запасом патронов и харчей. Очень скоро Медведев понял, в чем дело. Весть о его приезде разнеслась по округе молниеносно, и его приняли за Жоржа, которого с таким нетерпением ждали.
Посланный Медведевым курьер вызвал воинскую часть. К утру хутор был окружен. После короткой перестрелки больше двухсот человек вместе со штабом были взяты и отправлены в Херсон. Брагина на хуторе не оказалось, и на Херсонщине он больше не появлялся. Ходила слухи, что он бежал за границу...
* * *Был конец января тридцатого года, когда Медведев получил очередное назначение. Повсюду в те месяцы кипела подготовка к первому колхозному севу, к первой колхозной весне. Нужно было спешить в новые места.
Перед отъездом Медведев зашел к Сердюку домой попрощаться. Уже две недели, как Семен Семенович вернулся к своим мирным обязанностям, и Медведев застал его за кипой папок и конторских книг. Согнувшись в три погибели, он скрипел пером, раздраженно переругивался с женой, которая своими придирками без конца отвлекала его, и все кутался в дырявый вязаный платок, спасаясь от сквозняков.
Медведеву он очень обрадовался, усадил, позвал детишек:
— Вот они, наследники!
Худенькие мальчики воспитанно подали гостю руки. Жена Сердюка смущаясь предложила чаю.
— Да брось ты свою писанину хоть на десять минут ради гостя! — зашипела она на мужа, который так и не отложил пера и, разговаривая с Медведевым, продолжал коситься в книги.
Медведев с нежностью смотрел на этого маленького, взъерошенного человечка в железных очках.
— Что, Семен Семенович, неужели больше не тянет на чекистскую работу? — с улыбкой спросил он.
— А? Куда? — Сердюк с трудом отвлекся от вычислений, которые вертелись у него в голове. — Ну, что вы! Все это как сон! Разве я способен? Стрельба, знаете... Опасности... Куда мне! — Он махнул рукой. — Вот разве когда-нибудь внукам расскажу, как я месяц чекистом был. И то не поверят. Скажут, брешет дед... Нет, я уж своим делом займусь. Ведь нам на колхозный сектор кредит увеличили вдвое против плана. Кроме того, открываем курсы трактористов, руководителей колхозов. Мне теперь только считать и считать...
Медведев уехал, как всегда, испытывая грусть от расставания и волнение перед новыми делами.
ДВЕ КОММУНЫ
— Довольно! Дальше не могу! Лягу сейчас здесь... и умру на глазах у всех.
— Вперед. Наружный, вперед! Шире шаг, бегом!
— Нельзя же превращать воскресную прогулку в физкультурный кросс.
— Сжальтесь! Пощадите! — закричали сзади.
— Ну, ладно, — смилостивился наконец Медведев, останавливаясь и со смехом разглядывая толстую, неуклюжую фигуру интенданта Наружного, который в своем щегольском, ослепительно белом костюме еле бежал за ним, обливаясь потом и жалобно причитая. — Вы делаете успехи, Наружный! Скоро вылечим вас от одышки.
