Виктор Бурцев - Гималайский зигзаг
Бетси кивнула, поднесла бивень к глазам и принялась внимательно рассматривать его со всех сторон. Глаз у нее был наметан, и после нескольких попыток девушка решила, что и это — очередной розыгрыш. Она хорошо запомнила рельеф зубчиков на основании бивня, небольшую трещинку, напоминающую еловую лапу. Это был именно он — Тот Бивень.
— Все ясно, ты его клонировал. Ох, Ам, нагорит тебе от твоего начальства!
— Начальства? — внезапно глаза парня стали серьезными. — С начальством-то я договорюсь, а вот ты… Как думаешь, Бивень пропустят через таможню?
Бетси чуть не застонала. Да что там застонала — чуть не взвыла. Хорошо рассуждать о богах в пустом подземелье рядом с красивым парнем! А за воротами храма первый же попавшийся полицейский… Оформить документы? Да как их оформишь, это ведь реликвия!..
— Тогда сделаем иначе, — решил Амода, отбирая у девушки Бивень. —Думаю, мое… начальство сумеет пособить.
Бетси вновь взяла в руки Бивень, положила на пол, осторожно провела ладонью по щеке парня.
— Ты… Тарзан! Факир гималайский! А ну-ка объясни мне, что все это значит? Кто ты, а? Что я видела? Все эти говорящие крысы с летающими тарелками, десятирукие, десятиухие… Меня наркотиками накачали, да? Сначала старик в пещере, потом твоя Сома-дэви… Только не вздумай повторять мне эту байку про Ганешу. Скажи честно!..
— Честно-честно! — Темные глаза парня смеялись. — Если совсем честно, то ты сейчас спишь в бронзовой клетке рядом с ворчливым инглизом и его нерешительным сыном. Но не волнуйся, скоро вам помогут, главный жрец Амарнатха враждует со служителями Кали, вас освободят…
— Значит, сплю… — Бетси обиженно засопела. — Сплю, да? Крепко? Поумнее выдумать нельзя было?
Она поглядела на Амоду, и тот виновато развел руками. Нельзя было, мол.
— Ну если я сплю… Значит, во сне можно делать все что угодно, что душа пожелает, да? Ну ты сам сказал, Ам! Во сне даже самая благовоспитанная девушка…
Договорить она не успела — губы Амоды прикоснулись к ее глазам. Бетси застонала, прижалась к его груди, затем, срывая пуговицы, принялась расстегивать свою рубашку.
Его руки…
— …Погоди! — выдохнула Бетси, на мгновение очнувшись. — Я таблетку не выпила! Вот рожу тебе такого симпатичного слоненочка…
— Успокойся, — тихо прошептал он. — Я лишил свой лингам животворящей силы. Ведь я же все-таки бог мудрости… А вообще-то говоря, ты что, против?
Глава девятнадцатая
И ВЕТЕР ВОЗВРАЩАЕТСЯ
— Ну? — гнусным голосом поинтересовались из темноты.
— Какого дьявола! — возопил профессор Енски, однако уже куда менее запальчиво.
Его окружало черное Ничто, сжимая, обволакивая со всех сторон мягким упругим коконом. Енски-старшему почему-то представился гигантский спрут, глядящий на него сквозь тьму внимательными круглыми глазами. Острый треугольный клюв слегка подрагивает…
— Ну? — повторил гнусный голос из темноты. — И как это понять?
— Я подданный Великобритании! — прохрипел профессор. — «Я смутьянов презираю, ненавижу смуту их! На монарха уповаю…»
Давно уже Енски-старшему не приходилось петь гимн! Вероятно, именно поэтому он начал его со второй строфы.
— Тем хуже для вас, — прогнусил Голос.
— «Никогда, никогда, никогда, никогда англичанин не будет…» А собственно, почему?
— Потому! — отрезал Голос. — Серьезный вроде человек, молодежь учите… Зачем вы просили Зеркало показать вам будущее?
— А… А… Ф-ф-ф… — Почтенный археолог с трудом удержал во рту челюсть-предательницу. — А разве нельзя? Любому разумному существу интересно…
— Ах, интересно! — протянул Голос. — Все-то вам, людишкам интересно… Вам вот интересно, как расщепляется атом?
— Мне? — Профессор дернулся, пытаясь освободиться от пут. — Нет… Я… Я… Я археолог. Что мне до атома?..
— А вот некоторым интересно. И они его расщепляют. А зачем?
Вопрос показался Енски-старшему совершенно дурацким, тем более все попытки освободиться были тщетными, что еще более раздражало.
…И волосок из бороды не вырвешь!
— Ну как зачем? — решил все-таки пояснить он. — Свет… Электричество…
— Ах электричество… — зловеще повторил Голос. — Электричество, конечно, полезная штука. Да-а-а… Так вы все еще хотите видеть будущее?
Профессору было уже не до будущего, но не отступать же ему, истинному ученому!
— Да, хочу!
— Ну ладно, смотрите…
Вспыхнул свет — яркий, трепещущий, почему-то зеленоватый. Енски-старший зажмурился. Потом, когда наконец зрение слегка адаптировалось, он осторожно приоткрыл глаза.
Обмер…
…Он стоял посреди пустыни. Искореженные скалы, на которых явственно были заметны потеки, словно невероятная температура плавила горную породу, превращая ее в лаву. Спекшийся в стекло песок, земля, превращенная в ссохшуюся грязь… Где-то далеко-далеко, на линии горизонта можно было разглядеть огромный черный провал, из которого поднимались облака пара.
— Что это такое? Тр-р-рубы Иер-р-рихонские! — взревел Енски-старший. — Что за ерунда? Это что, полигон в Неваде?
— А, это? — мерзко хмыкнул кто-то за спиной профессора. — Это будущее. Будущее, которое вы так стремились увидеть.
Алекс Енски обернулся и едва не упал на грязный красноватый песок. Посреди спекшейся пустыни, в кресле от самолета «Конкорд» (именно такое стояло в кабинете у самого профессора), сидел Дьявол и ел мороженое, кажется, карамельный пломбир.
У профессора пересохло в рту. Он попытался сглотнуть.
Не вышло.
— Ну что вы вытаращились, словно увидели архангела Гавриила? — поинтересовался Дьявол, закрутив хвост знаком вопроса.
Профессор хотел сказать «Сгинь!», но тут же сообразил — не поможет.
— Нет, ну это же невежливо, профессор! Что за поведение в приличном-то обществе? Очнитесь, наконец!
Енски подумал, поднес руку к бороде…
Ай!
Сразу же стало легче…
— Что?.. Что все это значит?
— Уже лучше, — похвалил Дьявол. — Уже значительно лучше… Так что же вас интересует?
— Что все это значит и кто вы такой, дьявол вас подери!
Он осекся. С вопросом кто кого должен побрать в этой ситуации выходила явная неувязка.
— Замечательно! — мерзко хихикнул Дьявол, поигрывая хвостом. — Итак, отвечаем на первый вопрос… Что все это значит? Это значит, что вы сейчас смотрите, именно смотрите, на наиболее вероятную временную линию. То есть на будущее. Каким оно может быть с вероятностью…
— С вероятностью?.. — наконец-то сглотнул профессор, вновь протягивая руку к бороде.
…Ай!
— Да, примерно 99 процентов. И еще самая малость… Восемь десятых…
