Коллектив авторов - Приключения 1972-1973
Несколькими минутами позже милицейская машина уже мчится по улице Кришьяна Барона к Воздушному мосту.
3
– Свидетель Майга Страуткалн! – вызывает председатель суда. – Попросите войти.
К судейскому столу приближается стройная блондинка. Серые выразительные глаза в упор смотрят на судью.
Взгляд адвоката машинально задерживается на недурных ножках молодой женщины.
«Волнуется», – отмечает про себя прокурор, глядя на свидетельницу. – Даже руки дрожат. Наверно, первый раз в суде».
Свидетельницу предупреждают, что за ложные показания она несет уголовную ответственность по такой‑то статье кодекса. Затем председатель приступает к допросу.
– Вы работаете в поликлинике?
– Да, я районный врач.
– И на месте преступления оказались первой. Расскажите, пожалуйста, как это было.
Тук‑тук, тук‑тук. Постукивают каблучки по асфальту. Раз‑два, прыг‑скок. Майга скачет на одной ноге по нарисованным мелом клеткам на тротуаре. На лице детская улыбка, озорные огоньки в глазах. Хорошо бы теперь перелезть через этот обветшалый длиннющий забор. И на другой стороне написать мелом: «Айя + Янка = дураки».
Да где уж там… Юбка узка, пальто слишком длинно. И прочие препятствия. Майга перескакивает еще в один «класс» и затем продолжает свой путь по пустынной улочке.
Тут, на окраине города, осень может показать, на что она горазда. Куда ни глянь, покрытые багрянцем и позолотой деревья. Прохладный ветерок закрутил на мостовой хоровод кленовых листьев. А когда ему это надоедает, норовит забраться Майге за ворот и растрепать волосы.
Закутавшееся в темные тучи солнце одним глазом еще косится на землю. На оконце второго этажа деревянного дома вспыхивает отблеск скупого луча;
«Как там себя чувствует Лоренц…» – вспоминает вдруг участковый врач о своей пожилой пациентке, проходя мимо ее дома.
Лоренц бывала у нее обыкновенно по средам. Но вот уже третью неделю старушки не видно. Не слегла ли?.. Сердце‑то неважное. Женщина она одинокая, а соседи, по ее словам, – сущие изверги.
Майга останавливается, что‑то прикидывает в уме, затем отворяет калитку и пересекает двор.
В сенцах темновато. Майга, придерживаясь за шаткие перила, осторожно поднимается на второй этаж. В нос Назойливо лезет запах кислых щей.
– Это вы, доктор? – на верхней площадке из двери высовывается разлохмаченная женская голова – К кому же, у нас вроде бы все здоровы.
Женщина выходит навстречу, вытирая руки о передник.
Страуткалн невольно хмурится. Ее всякий раз передергивало от отвращения в неприбранном жилище Геновевы Щепис, да и сама хозяйка, всегда растрепанная и неряшливая, не вызывала ни малейшей симпатии.
– Я пришла к вашей соседке. Как она себя чувствует?
– Старуха‑то? – скривилась Геновева. – Что ей сделается? Такая сама кого угодно до кондрашки доведет. Настоящий антихрист. Слава богу, в последние дни не видать ее.
Страуткалн охватило дурное предчувствие. Наверное, серьезно захворала? Она подошла к двери, громко постучала, но Лоренц не отозвалась.
«Куда‑нибудь вышла? – подумалось Майге. – Соседи могли не заметить, когда старушка ушла. Может, в деревню уехала?»
Страуткалн наклонилась и глянула в замочную скважину…
– Дворника! Скорей за дворником! – крикнула она Геновеве.
Дворник прибежал вместе с сержантом милиции. Взломали дверь. Посреди комнаты, опрокинутый стул, на полу кровь и осколки разбитой вазы. Стены тоже забрызганы кровью. Тело Алиды Лоренц лежало на кровати. Оно было прикрыто одеялом и подушками.
Старуха была мертва.
4
Комната для свидетелей, уютом не отличалась: голые стены, узкое окно и старомодные стулья на высоких ножках.
Геновева Щепис уселась в самом углу и оттуда опасливо поглядывала. Хоть бы не очень донимали расспросами.
С того раза, когда ее задержали на Центральном рынке, Геновева избегала встреч с представителями власти и при виде милиционера переходила на другую сторону улицы.
Это произошло в прошлом году летом, ближе к осени. Геновева прохаживалась вдоль рядов колхозных грузовиков, стоявших почти вплотную друг к другу, как в гараже.
– Не надо ли хорошую кофточку? – шепотом предложила она свой товар краснощекой пышке, бойко торговавшей яблоками прямо из кузова машины.
– Покажи!
Геновева, воровато оглядевшись, достала из сумки синий шерстяной джемпер.
– Непойдет, – отвергла ее товар колхозница. – Вот если б красный…
– Есть и красный.
Но Геновева не успела вынуть красную кофту. Кто‑то прикоснулся к ее плечу.
– Пройдемте, гражданочка, в отделение! – мужчина в штатском сказал негромко, но твердо.
К счастью, тогда Юзику был всего только год. Не то пришлось бы, наверно, худо.
И вот опять…
Сначала вызывали в милицию. Раз, другой. Заставляли ждать, обдумывать, вспоминать. Потом таскали в прокуратуру. Теперь торчи тут, в суде. Боже милостивый, чем все это кончится!
Геновева погрузилась в невеселые раздумья и даже не услышала, когда ее вызвали в зал суда.
– Свидетель Геновева Щепис! – председатель заглянул в толстый том. – Вы жили по соседству с покойной Лоренц. Что вы можете сообщить по существу этого дела?
Геновева подозрительно посмотрела на председателя.
– Какого дела? Про дела ничего не знаю. У меня никаких дел с ней не было. Не дай бог!
В последних рядах раздались смешки. Председатель с укоризной взглянул на студентов и опять обратился к свидетельнице.
– Что вам известно об Алиде Лоренц?
– Ничего про нее не знаю, – Геновева малость осмелела. – У такой разве чего узнаешь? Пряталась как хорек в своей норе. И комнату всегда на ключ запирала. Сколько лет живем бок о бок, а хоть бы раз к себе впустила. Ни разу.
– Ее посещали родственники или друзья?
– Ах, святые угодники! Да она ни единой живой души к себе не пускала. Одну только докторицу. Еще если кто из домоуправления насчет ремонта или по какому другому делу, и то разговор вела через щелку, дверь на цепочке держала.
Геновева шумно высморкалась.
– Сквалыга распоследняя. За копейку готова была удавиться. А уж с каким скандалом за свет платила – не приведи бог. Один раз через нее у всего дома электричество отрезали. Зато для себя ничего бывало не пожалеет. Всегда у нее за щекой конфета.
Судья хотел уже было направить этот словесный поток в более спокойное русло, но передумал.
– Следователю вы говорили, что у Лоренц проживали квартирантки.
– И правду говорила, истинную правду. Сперва у нее Мирдза жила, на вид квелая вроде, а сама ух, бедовая девчонка! Ругала старуху на все корки. Бывало, ив космы друг дружке вцепятся. Только старуха все равно верх брала. Мирдза плюнула, собрала пожитки и съехала с квартиры. Для старухи это было все равно что золотой зуб изо рта долой. Другую барышню привела – Тамарой звали. Такая попалась, бедняжка, неприкаянная. Целыми днями все хныкала.
