Лев Корнешов - Зона риска
— Влипнет ваш показательный Роман в какую-нибудь историю, — перебил Привалову Мишка.
— Ну уж нет! — категорически возразила Тоня. Она уже перестала смущаться после неловкого своего вопроса, снова обрела уверенность и обычную для нее основательность.
— Помянешь меня потом, когда будете его за уши из дерьма вытаскивать.
Мишка объяснил:
— Вокруг Романа сейчас вертится Инка, Инесса, заметили уже это на стометровке. Инка — это Князь, а Князя прибрал к рукам Хозяин.
— Кто? — удивились одновременно Тоня и Андрей.
— Мишка, помолчал бы, — нерешительно предостерегла Ела.
— Ладно тебе, — отмахнулся парень.
— Что за Хозяин? — спросил Крылов.
— Этого никто не знает. Иначе давно бы его взяли... Я сам-то в далекой стороне от всего этого. Но и я, и ребята со стометровки кое-что умеют видеть.
— У вас прямо как в дурном детективе, — помрачнела Тоня. — Князь, Хозяин...
— И все это под носом у Краснознаменной комсомольской организации автозавода, — ехидно заметил Андрей.
— Ничего, разберемся, — упрямо сказала Привалова. — Разберемся, Миша?
— А это ваше дело.
Мишке был очень важен этот разговор «про жизнь». И хорошо, что он случился именно тогда, когда на душе муторно и тяжело, словно провели по ней ржавым гвоздем. До недавнего времени все было просто и ясно: магазин «Фрукты — овощи», стометровка, бар «Вечерний», по субботам и воскресеньям «комок» на «пятаке»... И вдруг все пошло вразлад... И даже старший брат, которым так хвастался перед пацанами на Оборонной, стал чуть ли не заклятым врагом. А что делать? Завтра с утра снова в магазин, перекантует несколько центнеров этих фруктов-овощей, потом Степан Макарович пошлет в соседний гастроном за портвейном. «Хоть бы эту хапугу Анюту посадили да прикрыли заодно всю лавочку», — с тоской подумалось Мишке. И в самом деле, нет на нее ОБХСС. «Мишенька, — вспомнил он ее заботливую доброжелательность, — ты бы прихватил домой парочку килограммчиков яблок. Побалуй мать... Нет, нет, платить не надо, это я из своих фондов...» А какие такие у нее «фонды»? Глаза этими яблоками замыливает. Когда у той же продавщицы Зинки мальчишка тяжело заболел, Зинка ревмя выла, так Анюта сунула ей полсотни, мол, на лекарства... Опять из каких доходов? Не из зарплаты же своей тощей. Зато Зинка контролеров чует за три версты, сразу другой становится, шелковой: «Анна Юрьевна, у нас контрольные покупки, будьте добры, присутствуйте, видите — грамм в грамм...» Наивные контролеры, что они со своими контрольными покупками, кто будет обвешивать на копейки, если раскинь умом, наклонись и поднимешь сотни?
Время бежит, торопится, а у него, Мишки, жизнь будто застыла.
— А? Чего? — Мишка наконец почувствовал, что его настойчиво о чем-то спрашивает Тоня.
— Долить чаю?
Тоня сноровисто хозяйничала за столом, и Елка охотно уступила ей эту роль. Она сбросила туфли, забралась с ногами на диван, прикрылась мягким пледом. «Хорошо», — блаженно промурлыкала она и даже зажмурилась от странного, давно не посещавшего ее чувства покоя, уверенности в том, что тебя никто не обидит и не надо быть все время готовой с кем-то ругаться, ссориться, отбиваться от оскорблений.
Мишка стряхнул с себя оцепенение, хрипловато спросил:
— А вместо чая можно водки? Мне бы не помешало...
— Зачем тебе? — Андрей спросил это участливо, словно понимал, как несладко на душе у парня. — Последнее дело в таком настроении к водке тянуться.
И в это время раздался телефонный звонок. Андрей поднял трубку. То ли слышимость была очень хорошая, то ли аппарат в отличном состоянии, но слова телефонистки прозвучали очень четко и ясно:
— Будем говорить с Киевом.
После коротких гудков, пощелкивания и потрескивания трубка весело сказала:
— Крылов, а в нашем городе дождь...
— И у нас он идет днем и ночью, — машинально ответил Андрей и испугался: нет, не могут так совпадать мысли, ведь мелодия этой песни прилепилась к нему на весь вечер.
— И вот, несмотря на плохую погоду, я выхожу замуж.
После паузы Андрей спросил;
— Все решено?
— Да, сегодня. И помня о нашей дружбе, сообщаю тебе первому.
— Нина, — трудно сказал Андрей. — У меня гости. Можно, я тебе позже позвоню?
— Я буду уже спать, Крылов.
— Все серьезно?
— Я надеюсь. Желаю счастья, Крылов.
— Подожди, не вешай трубку...
— Я тоже не одна, Крылов.
— У меня гости, товарищи, друзья, — закричал Андрей.
— А у меня... Ты правильно понял, Крылов. Ты всегда был сообразительным, только очень медленно принимал решения. Если что-то изменится, я тебе позвоню, Крылов. Можешь и ты позвонить. Через несколько дней.
Тоня отвернулась, чтобы Андрей не увидел в ее глазах ни сострадания, ни надежды. Елка зло подсказывала:
— Брось трубку первым, Андрюша. Брось трубку...
Андрей тихо сказал:
— Говорят, дождь к свадьбе — это хорошо.
И там, за несколько сот километров, его услышали:
— Спасибо, Крылов.
Потом в комнате стало очень тихо, и в этой тишине Андрей взял фотографию Нины, спрятал ее в ящик стола, щелкнул замочком и швырнул ключ в открытую форточку.
— Силен журналист, — тихо произнес Мишка.
Тоня предложила закругляться, уже поздно, и надо успеть на последние троллейбусы.
— Посидите еще немного, — попросил Андрей.
Он недолго покопался в дискотеке, поставил на круг проигрывателя новую пластинку. Пела Майя Кристалинская:
В нашем городе дождь,Он идет днем и ночью...
Тоня остановила проигрыватель, а Мишка бодрым, как ему казалось, тоном посоветовал:
— Плюнь, журналист. Все они, бабы...
— Не надо, Миша, — спокойно попросил Андрей. — Она прекрасный человек, и мне винить ее не в чем, только благодарить могу за то, что она такая... такая...
— Может, выпьешь? — спросил Мишка. — Я видел, у тебя в холодильнике потеет пузырек...
— Э, нет, Миша, я только что тебе не советовал это делать, а сам тем более не буду.
— Тогда послушай, что я тебе скажу... — выпалил Мишка неожиданно для себя. И он стал торопливо, захлебываясь словами, рассказывать о том, что сам понимать перестал и выхода не видел, потому что в его мире многое сместилось, оказалось, что черное — это и есть черное, а белое все-таки остается белым. И об Анюте говорил, потом, как плохо приходится тому, кто перечит всей этой своре. И о том, как тошно дома, мать все стонет, охает, а брат... Того каждое слово приводит в ярость. Вдалбливает Геннадий: все вокруг сволочи, давить их надо, иначе они тебя придавят, сожрут, закопают и крест не поставят, надо быть сильнее и хитрее других — тогда себе хозяин... Об истории с апельсинами Мишка промолчал, стыдно о таком говорить, нехорошо как-то. Да и очень уж личное это, когда братья выясняют отношения.
