Михаил Демин - Рыжий дьявол
Я задумчиво разгладил и обровнял края обгоревших страниц. Сдул с них пепел. Затем стал перелистывать книгу. И внезапно увидел ту самую строчку, которую процитировал нынче утром.
Цитатчик я все-таки был, как выяснилось, неважный… Строка эта оказалась длиннее, и я почему-то забыл, опустил вторую ее половину.
„Будьте мудры, как змеи, и просты, как голуби", — прочел я. И подумал с удивлением: как голуби? Но разве это возможно после всего того, что случилось в Ручьях?..
И еще я подумал, захлопнув тяжелый том: обойдемся пока первой половиной строки… А о второй поразмышляем когда-нибудь после. В тишине. На покое.
Я поднялся и закурил. И какое-то время стоял, озирая царящий вокруг беспорядок. Прибирать комнату у меня не было сил. Да здесь, в сущности, надо было почти все выбрасывать. Изо всех носильных вещей уцелело теперь только то, что на мне… И еще, слава Богу, сохранилась старая, верная моя двустволочка. Я же всю ночь не расставался с нею. И догадывался, что отныне мне долго не придется с ней расставаться.
„Надо зайти к хозяйке, — мелькнула мысль, — поговорить, спросить о подробностях…"
Я вышел в коридор. И мы столкнулись с ней лицом к лицу.
— Господи, что тут произошло? — воскликнула она испуганно. — Скандал? Драка?
Дом, где я обитал, был двухэтажный, старинный и принадлежал вдове весьма известного полярного летчика, погибшего в предвоенные годы. На нижнем этаже помещалась кухня, просторная, всегда запертая на ключ гостиная и небольшая комната, в которой, собственно, и происходили все описываемые тут события. Наверху же располагались кабинет и спальня. И хозяйка — женщина тихая, пожилая — почти все время проводила там. Спускалась вниз она обычно поздним утром; протапливала печку, что-то себе готовила. И затем на целые сутки исчезала с глаз. Нижний этаж, таким образом, пустовал и был, по сути, отдан в мое распоряжение. Мы жили с ней мирно и не мешали друг другу. Я тоже ведь был жилец тихий! Но сейчас, впервые, она посмотрела на меня с опаской и недоверием.
— Я проснулась рано, — стала рассказывать она, — только-только рассвело. Слышу внизу шум какой-то, возня, голоса…
— Голоса? — повторил я с интересом.
— Да. Но вашего голоса я не уловила.
— Так меня тут и не было! Я почти всю ночь провел в редакции.
— Вот как! А я уж хотела было спуститься, приструнить вас. Но потом…
— Что — потом?
— Потом почему-то испугалась. Не пошла… — Она на минуту умолкла, кутаясь в шаль. — Вы говорите, вас не было… Но зачем же тогда они приходили? И кто они были такие?
— Трудно сказать… Но в этом я разберусь! А пока прошу вас: найдите кого-нибудь, кто мог бы прибраться здесь, навести порядок. И да… Еще надо починить двери, переменить замки. Позаботьтесь об этом, пожалуйста. И не беспокойтесь, я оплачу все расходы.
— А куда вы теперь? — спросила она, внимательно меня разглядывая. — Вы что же, в редакцию стали ходить с ружьем?
— Да, понимаете ли, — забормотал я, — есть кое-какие обстоятельства… Видимо мне придется ненадолго съездить в тайгу.
— К Медвежьему логу? — вдруг спросила она.
— Куда, куда? — насторожился я. — К Медвежьему? Почему?
— Ну, это я так сказала… Просто я слышала, как это название кто-то внизу произнес, причем два раза!
— А о чем вообще они там говорили?
— Я, знаете ли, особенно не прислушивалась…
— Но эту фразу „Медвежий лог" вы точно слышали? Она ведь не могла вам померещиться?
— Эта — нет! Я как встала, сразу же приоткрыла дверь и тихонько выглянула на лестницу. И вот как раз в тот самый момент…
— Та-ак, — протянул я. — Ну, спасибо. Может быть, эта деталь нам поможет!
ПО ЗАКОНУ ТАЙГИ…
Когда я появился в редакции, утро было в полном разгаре. Рабочий день уже начался. Причем начался весьма шумно. Редакционные кулуары напоминали потревоженный улей. И все толковали об одном — о жутком происшествии в Ручьях…
Насмешливые, циничные, привыкшие ничему не удивляться журналисты на сей раз были потрясены. На утренней планерке встал вопрос: стоит ли публиковать сообщение об этом? Мнения разделились. Главный редактор заявил, что данный материал может вызвать „нездоровую сенсацию" и породить панические слухи. Кое-кто поддержал его. Другие же (во главе с Афоней) стали, наоборот, доказывать, что подобные происшествия обходить молчанием нельзя.
— Чем больше народу узнает о случившемся, тем лучше, — сказал Афоня. — Публикация вызовет у читателей гнев и ненависть к блатным. И поможет быстрее покончить с бандитским террором!
Планерка затянулась… Но в конце концов мнение Главного перевесило, и пока решено было с публикацией обождать.
На этом совещании я занял позицию нейтральную и в споры предпочел не вмешиваться. Конечно я при желании мог бы поддержать Афоню, мог бы рассказать здесь о многом… Но тогда мне, вольно или невольно, пришлось бы назвать имя Семена. А этого я не хотел. Привлекать к нему внимание журналистов было делом рискованным!
Да и кроме того я вообще чувствовал себя смертельно усталым, каким-то опустошенным. И пока все прочие шумели, стараясь переспорить, перекричать друг друга, я тихо подремывал, примостясь в уголке.
* * *Расставаясь с Семеном, я сказал, буду ждать до ночи. И действительно, ждать его пришлось мне долго… День отшумел. Наступил вечер. Редакция опустела, и я остался один. И постепенно начал тревожиться.
„Что там с Семеном? — думал я, расхаживая по пустым, гулким комнатам. — Где он сейчас? Уж не попал ли он все-таки в какую-нибудь передрягу? Может быть, лесник его как-то перехитрил? А может, он давно уже ушел в тайгу, вдогонку за Каином, а про меня просто забыл?"
Но нет, он не забыл, он пришел ко мне около полуночи. И был он не один. Его сопровождал пожилой эвенк с плоским, морщинистым, словно бы высеченным из темного камня лицом. Физиономия эвенка показалась мне знакомой. Я вгляделся и тут же понял, это знаменитый Карарбах, лучший охотник района, чьи фотографии дважды печатались в нашей газете.
Немногословный и сдержанный, как все северяне, Карарбах коротко поздоровался со мной. Затем опустился возле стены на корточки. И замер, затих в таком положении.
Семен сказал, кивнув в его сторону:
— Мой старый друг…
— Что ж, это здорово, — отозвался я. — Пойдем, стало быть, втроем.
— Да, пожалуй, — пробормотал Семен, — но, видишь ли, какая штука… Мы тут с Карарбахом поразмыслили и решили идти по отдельности.
— Это как, то есть, по отдельности?
— Ну, понимаешь, мы решили так сделать: сначала я пойду вдвоем с лесником…