Всю жизнь я верил только в электричество - Станислав Борисович Малозёмов
Короче, с первого же самостоятельного вечера вольная жизнь мгновенно лишилась романтического привкуса и родила первую мою серьёзную житейскую проблему. У которой пока не было решения.
На следующий день вечером я пошел на тренировку и там тренеру про новую жизнь свою весело рассказал. Тренер предположил, что я ненормальный. Нормальные живут дома пока не женятся. Потом кому-то позвонил и через два дня я уже работал в спортзале одного городского техникума после школы во вторую смену. Выдавал на уроки физкультуры спортинвентарь. За сорок рублей в месяц. Это половина ставки. Исправно трудился полтора года. Радости от жизни поубавилось, поскольку денег не хватало, а день был занят полностью учебой, работой, с которой я бежал бегом на стадион или в спортзал. На все остальные забавы и интересы, какие были ещё в недавнем детстве, не осталось ни времени, ни сил, ни денег.
А тут и выпускной вечер подоспел. Отгуляли мы его лихо. Попрощались с учителями, а сами себе поклялись каждый год встречаться и вспоминать незабвенные школьные годы. После чего встречались, я слышал, один раз. Когда пробежало незаметно сорок лет. Я жил в Алма-Ате, вёл собственную программу на телевидении, которую смотрела вся Республика. Большинство наших видело меня на экране пару раз в неделю, не вспомнить трудно было. Сам на глаза лез. Но пьянка одноклассников прошла без меня. Вообще никого из покинувших Кустанай патриоты-одноклассники не позвали. Ну, да ладно, отвлекся я.
Мне к окончанию десятилетки семнадцати не исполнилось. В первый класс я раньше семи лет попал. То есть до получения паспорта оставался ещё год с хвостом. После школы половина дня была свободна. И мне приспичило найти вторую работу, которая с утра до обеда. Искал месяца два. Бесполезно.
А тут как-то шел в библиотеку, а рядом с ней на доске объявлений увидел красочный плакатик. Свердловский университет объявлял набор на разные факультеты. Среди них я нашел факультет журналистики. Туда и возжелал поступить. До окончания приёма документов оставалась неделя. За два дня я собрался и уехал в Свердловск. Никто об этом вообще не знал. Даже Нос. И на работе я просто рассчитался, получил деньги за полмесяца, которых хватало на билет туда и обратно. Пятнадцать дней вступительных экзаменов я ел раз в день французскую булочку, запивал её холодным молочным коктейлем в кафе рядом с университетом. И правильно делал, поскольку по истории получил трояк и по конкурсу не прошел. Деньги на обратную дорогу сохранились.
Вернулся я в Кустанай, месяц пожил у Носа, потренировался и попал в сборную области на республиканские соревнования в Алма-Ате. Выступил хорошо, взял «бронзу», прилетел домой и ещё в аэропорту решил, что вернусь к родителям. Приехал на родимую Ташкентскую улицу, которую переименовали в честь пятого апреля. Что такого великого стряслось в тот день, не знал у нас никто. Но больше потрясло меня то, что в нашей квартире жили другие люди. Я спустился к Михалычу и он объяснил, как доехать до новостройки в конце города, в район «Клуба Строителей», где моей маме от школы дали трехкомнатную квартиру. Поехал я в новый свой дом и жил там недолго даже после ранней своей женитьбы. Край этот «клубстроительский» был рядом со степью. Весь он состоял из хрущёвок двухэтажных, бараков, где жили работяги-строители, из общаг, куда распихали многих, «откинувшихся» с зоны «четверки». Она сразу за последними домами и торчала своими вышками и кольцевой колючкой над трёхметровым забором. Многие «вольные» пристроились на квартирах. Люди сдавали их внаём, а сами уезжали в более спокойные районы и там снимали квартиры, да комнаты. Я со своим буйным темпераментом и шустростью быстро перезнакомился с местными. Это была в основном шпана, бывшие оттянувшие свои срока урки, «вольные», вышедшие до звонка по УДО , блатные и приблатненные, жиганы, домушники, ширмачи, шалавы и прочая шушера. Стало меня носить по тутошним хазам и малинам. Года два носило. И как мне удалось не влипнуть в какую-нибудь уголовную передрягу и не «запариться» на близких нарах, не «почалиться» на «киче» даже по мелкому сроку, до сих пор удивляюсь. В «шалманах» и на «малинах», куда меня часто заносило, пили, курили стандартный «марафет». Марихуану. На жаргоне звали её «план». Попробовал один раз всего. Не понравилось. Больше до сегодняшнего дня не курил. И никогда, кстати, не кололся, и наколок – татуировок на мне – ни одной. Сейчас горжусь. А тогда блатные косились на меня. Но заставить по понятиям не имели права. Портить себе судьбу – решение добровольное.
Собственно, к «марафету» и «шалманам» подвел я весь этот рассказ о начинающейся взрослой жизни только для того, чтобы ярче оттенить своё вечное желание – оставаться жить всегда в детстве. Да, понимаю я – это невозможно. Это болезненное, психически нездоровое наваждение. Но оно становилось с каждым годом взросления всё назойливее. Поэтому я с таким удовольствием вспоминаю детство и больше ни строчки не напишу о юности и зрелости. Потому, что типичная взрослость – это бывшее, практически у всех сломленное и оскверненное взрослой нетерпимостью к счастью и равнодушием к бедам посторонних, растоптанное своими идиотскими поступками, глупыми ошибками и пустыми амбициями святое и счастливое время – детство. Мне удалось с помощью армии, учебы в двух ВУЗах и спорта сбежать от «веселой житухи», много успеть сделать плохого и хорошего, да и занять назначенное мне судьбой место в этом мире юных, взрослых и старых. Спасибо судьбе. И потому я рассказом своим возвращаю вас в моё детство и эпоху пятидесятых и начала щестидесятых, чтобы старые вспомнили, а молодые поверили в добрую, честную простоту и чистоту не социализма, а всего лишь той удивительной эпохи.
***
Мне было одиннадцать лет в 1960 году. Я стал жутко любопытным и , как сказал отец мой, Борис Павлович, превратился в осьминога. Всеми щупальцами хватал всё, что подворачивалось. Ну, правильно, конечно, говорил. Кроме стадиона и библиотеки дорогим для меня местом сам определился Дворец пионеров. Я когда впервые пришел туда – натурально сначала испугался и одновременно впал в транс как на сеансе гипноза. В Кустанай один раз приезжал концертный гипнотизер. В клубе нашем над народом измывался. То у него все как бы засыпали, но замедленно ходили
