Тайны темной стороны - Таисий Черный
Я направился в свою комнату – разговор был закончен.
– Постой!
Я повернулся.
– Пойми, не для людей там… Места гиблые, даже зверь стороной обходит. Он явно подыскивал слова, невпопад жестикулируя и гримасничая.
– Все, кто возвращались оттуда, скоро помирали. Кто брюхом извелся, кто в лихорадке, как Петр – муж Мариин, в прошлом году. Тоже дурак, на спор туда полез… Васька Курыхин, так того на другой день, как вернулся, лошадь не признала и копытом зашибла и так все. А бывало, что и семьями подыхали, видать заразу какую приносили. Так что гляди, пойдешь туда – обратно на постой никто не возьмет, а вперед тебе не дойти.
Я кивнул и ушел в свою комнату. Упав на кровать, я стал размышлять, перемалывая как мельница, ворох обрушившейся на меня информации.
Лихорадка… Лошадь не признала… Петр, Мариин муж тоже умер вроде как от лихорадки, и что странно, были случаи гибели целых семей…Что все это могло значить? Еще в Киеве, когда мне пришлось изучать халдейскую историю, я читал, что одними из самых страшных духов, халдеи считали Намтара – духа чумы и Идпа – духа лихорадки. Неужели именно этих духов призвали охранять долину? Впрочем, это было бы еще ничего. Помнится, Федор обронил еще фразу, что там все не так и что место это не для человека, что зверье старается там не появляться, а зверь, как известно, весьма чувствителен к разного рода «нежити», или, говоря иначе – представителям потустороннего мира. Да, было бы куда страшнее, если бы где-то там же находились семь Духов Бездны. Халдеи их называли мятежными духами, поскольку они не подчиняются власти небесной Троицы, а стало быть, и обезопасить себя будет весьма и весьма непросто. Тем не менее, я был уверен, что если оставаться «прозрачным», если мир станет мне помогать, то я пройду через любые преграды. Однако, ситуация сейчас мне представлялась в сотни раз более сложной, нежели я мог ее увидеть, сидя у себя дома. Кроме того, надежда на помощь в передвижении к месту тоже растаяла. Теперь мне предстояло самостоятельно преодолеть более сотни километров вдоль Шушульгинского хребта. Это был так сказать – план «Б».
Федор еще не ушел и я, выскочив из комнаты, объявил, что не пойду к Чеворге, что я передумал и пойду через Шушульгинский хребет к реке Малая Чуня и по ней – в Телецкое озеро. Федор с недоверием посмотрел на меня, но вскоре одобрительно кивнул. Отметив явную перемену настроения моего приятеля, я стал расспрашивать о подробностях перехода к хребту. Он рассказывал охотно и даже набросал мне небольшой план расположения зимовий и охотничьих троп. Позавтракав и попрощавшись с гостеприимными хозяевами, я двинулся в путь, который теперь был раза в полтора длиннее, да и тяжелее, пожалуй.
Я двигался по малохоженной грунтовой дороге, почти – тропе, которую указал Федор, сопровождавший меня до самой окраины поселка. Пройдя километров десять, я ощутил уже знакомое в прошлом щемящее чувство одиночества, оторванности и необъяснимой тоски. Я был чужим – природа не признавала меня. Следовало остановиться и принести дары духам гор, сделав, таким образом, первый шаг к врастанию в халдейский мир. Я достал хлеб и сыр, нарезал маленькими кусочками и разложил на большом пне в виде символа Солнца. Этот ритуал должен был означать, что я, человек, ничтожен внутри этого мира, и что мне крайне необходима его поддержка и защита. Затем я сел на колени, возвел руки к небу, и, проникая в смысл каждого слова, прочитал халдейскую молитву:
О, дух неба Зи-Ана, к тебе взываю! О, дух земли
Зи-Ки-А, к тебе взываю! Сделайте легкими пути мои
Отвратите Намтара и Идпа!
О, великий Мирри-Дуг, сын Эа,
Приведи стопы мои в Ур,
Сохрани в пути меня,
Защити от семи Духов Бездны!
Склоняю голову пред тобой!
Я отметил, что чувство оторванности почти ушло и на душе стало намного легче, мир уже относился ко мне значительно мягче. Часа через четыре я дошел до подножия хребта. Здесь, совсем недалеко от тропы, как и значилось в плане, находилось зимовье. Я провел в пути больше шести часов. Солнце уже прошло зенит, а потому начинать восхождение к перевалу прямо сейчас уже смысла явно не имело. Я решил заночевать в избушке, полной какого-то неуловимого скитальческого комфорта. Там было все – печка, лежанка, стол и лавка. Пока я готовил дрова, юго-западный ветер пригнал тучи и пошел сильный дождь, который с одной стороны радовал сердце – «здорово, все-таки, что я сейчас нахожусь не где-нибудь на склизком склоне в полуподвешенном состоянии, а здесь возле печки, в замечательной избушке, построенной чьими-то добрыми руками». С другой стороны, этот самый склизкий склон будет поджидать меня завтра, и перспектива поминутного барахтанья в грязи не очень-то радовала. К утру дождь закончился и я, собравшись и, напившись чаю, двинулся в путь. У подножия горы, на огромном, величиной с автобус, черном, похожем на стол камне, я опять разложил дары и в молитвенном обращении попросил облегчить мое восхождение.
Склон был крутой и скользкий. Ботинки скоро набрали грязи и стали похожими на большие круглые гири. Тем не менее, я почти не падал, шел медленно, внимательно выбирая дорогу. Через несколько часов мне удалось выйти на широкую террасу и я решил сделать там большой привал, поскольку усталость была неимоверной и к тому же Солнце, подбирающееся уже к зениту, выжигало последние силы. Я расположился в тени огромного дуба. Усевшись и разложив припасы, я уже принялся было за еду, когда внезапно почувствовал некий дискомфорт. Я мог поклясться, что чувствую на себе чей-то пристальный взгляд, не злой, а, впрочем, скорее – любопытный. Прислушавшись к своим ощущениям, я пришел к выводу, что взгляд направлен откуда-то справа, примерно оттуда, откуда я пришел. Медленно, словно бы невзначай, я стал, поворачивать голову. Взгляд, очевидно, исходил
