Эжен Сю - Тайны народа
Жорж побледнел. Ом сказал Лебрену подавленным голосом:
— Господин Лебрен, два слова…
— Позвольте, сейчас я закончу, — возразил торговец и добавил важным, почти торжественным голосом: — Господин Дюшен, поклянитесь мне, что вы не принадлежите ни к какому тайному обществу, я вам поверю и вы сделаетесь моим зятем или, скорее, сыном, — произнеся это, Лебрен, протянул руку Жоржу, — ибо с тех пор, как я узнал вас и оценил, я всегда чувствовал к вам, повторяю это, живейшее участие и симпатию…
Похвалы торговца, его доброта делали еще более тягостным удар, который разбил все надежды Жоржа. И этот человек, столь мужественный, столь энергичный, почувствовал, что слабеет. Он закрыл лицо руками и не мог удержаться от слез.
Лебрен посмотрел на него с состраданием и сказал взволнованным ГОЛОСОМ:
— Я жду вашей клятвы, Жорж.
Молодой человек отвернулся, чтобы отереть слезы, и ответил торговцу:
— Я не могу дать вам клятву, которой вы требуете.
— Значит… ваш брак с моей дочерью…
— Я должен от него отказаться, — задыхающимся голосом ответил Жорж.
— Следовательно, Жорж, — произнес торговец, — вы принадлежите к тайному обществу?
Молчание молодого человека было единственным ответом.
— Ну, пора, — сказал торговец со вздохом сожаления и встал — Все кончено… К счастью, моя дочь обладает мужеством…
— Я также, господин Лебрен…
— Жорж, — проговорил Лебрен, протягивая руку молодому человеку, — вы честный человек. Вы сами понимаете, что этот разговор должен остаться между нами. Вы видите, что я чувствовал к вам горячую симпатию. Не моя вина, что мои намерения… скажу более, мои желания, мои живейшие желания встретили непреодолимое препятствие.
— Я никогда не забуду, господин Лебрен, доказательство вашего уважения, которым вы оказали мне великую честь. Вы поступаете так, как вам подсказывает благоразумие и предусмотрительность отца. Я должен был бы не дожидаться вашего вопроса и честно предупредить вас о священном обязательстве, которое связывает меня с моей партией, прежде чем соединиться с вашей дочерью. Простите, — прибавил Жорж со слезами в голосе, — простите, я не имею более права говорить об этой прекрасной мечте… Но вот что я всегда буду вспоминать с гордостью, так это то, что вы сказали мне: «Вы можете быть моим сыном».
— Хорошо, господин Дюшен, я знал, что вы так поступите, — заметил Лебрен, направляясь к двери.
Протянув еще раз молодому человеку руку, он прибавил растроганным голосом:
— Еще раз — прощайте!
— Прощайте, господин Лебрен, — ответил Жорж, пожав руку торговца.
Последний внезапно горячо обнял молодого человека и прижал его к своей груди, сказав взволнованным голосом со слезами на глазах:
— Приди ко мне, Жорж, ты честный человек! У тебя честное сердце! Я не обманулся в тебе!
Жорж, изумленный, смотрел на Лебрена, не будучи в состоянии произнести ни одного слова. Последний произнес тихим ГОЛОСОМ:
— Шесть недель назад на улице Лурсин!
Жорж задрожал и воскликнул с встревоженным видом:
— Ради бога, господин Лебрен!
— Номер семнадцать, четвертый этаж, в глубине двора!
— Господин Лебрен, еще раз прошу вас…
— Механик по имени Дюпон ввел вас с завязанными глазами…
— Господин Лебрен, я не могу вам отвечать…
— Вас приняли семь членов тайного общества. Вы дали обычную клятву, и вас увели снова с завязанными глазами…
— Господин Лебрен, — воскликнул Жорж, изумленный и испуганный этими разоблачениями, стараясь овладеть собою, — я не знаю, что вы хотите сказать…
— Я в тот вечер председательствовал в комитете, мой честный Жорж.
— Вы, господин Лебрен? — произнес молодой человек, не зная, верить или не верить Лебрену. — Вы…
— Я!
И, видя, что недоверие Жоржа еще не развеялось, купец проговорил:
— Да, я председательствовал, и вот доказательство…
И он шепнул несколько слов Жоржу на ухо. Последний, не имея более оснований сомневаться в искренности Лебрена, воскликнул, глядя на купца:
— Но тогда что же значит ваше требование клятвы?
— Это было последнее испытание.
— Испытание?
— Надо мне простить это, Жорж. Отцы всегда недоверчивы. Слава богу, вы не обманули моей надежды. Это испытание вы вынесли мужественно, вы предпочли крушение самых дорогих ваших надежд лжи, хотя вы могли быть уверены, что я поверил бы безусловно вашему слову, каково бы оно ни было.
— Господин Лебрен, — возразил Жорж с некоторым колебанием, которое тронуло купца, — на этот раз могу ли я верить… могу ли надеяться с уверенностью? Я заклинаю вас, скажите мне… Если бы вы знали, что я только что выстрадал!
— Даю вам честное слово, мой дорогой Жорж, что моя дочь вас любит. Мы с женой согласны на этот брак, который нас радует, ибо мы видим в нем залог счастья для нашего ребенка. Ясно это?
— Ах, господин Лебрен! — воскликнул Жорж, горячо сжимая руки купца.
Лебрен продолжал:
— Что касается времени вашего бракосочетания, мой дорогой Жорж, то вчерашние события и те, которые готовятся сегодня… Наконец, цели, преследуемые нашим тайным обществом…
— Вы, господин Лебрен? — проговорил Жорж, невольно прервав купца и не будучи в состоянии скрыть своего удивления, на время заглушенного радостью. — Вы, господин Лебрен, член нашего тайного общества? Поистине это меня приводит в тупик.
— Пускай, — возразил с улыбкой купец. — Вам, дорогой Жорж, придется еще не раз удивляться. Почему бы мне и не быть членом этого тайного общества? Разве потому, что я, не будучи богатым, обладаю некоторым достатком и собственным домом? Что может быть у меня общего с партией, целью которой является приобщение пролетариата к политической жизни при посредстве всеобщего избирательного права и урегулирование собственности при помощи организации труда, не так ли? Эх, мой честный Жорж, именно потому, что я имею, мой долг заключается в том, чтобы помочь моим братьям завоевать то, чего они не имеют.
— Это великодушные чувства, господин Лебрен, — воскликнул Жорж, — ибо очень редко случается, чтобы люди, добившиеся хорошего положения в обществе при помощи труда, обернулись и протянули руку своим менее счастливым братьям!
— Нет, Жорж, нет, это случается нередко. И когда… быть может, через несколько часов… члены нашего общества, председателем которых я состою уже давно, возьмутся за оружие, вы увидите среди них купцов, артистов, мелких фабрикантов, писателей, адвокатов, ученых, врачей, представителей мелкой буржуазии, пользующихся в большинстве случаев, подобно мое, скромным достатком, чуждых всякого честолюбия, желающих лишь торжества своих братьев из народа, которые после окончания борьбы сложат оружие и снова вернутся к своей трудолюбивой и мирной жизни.
