Николай Стуриков - Сотый шанс

— Вы еще многого не знаете о моей стране…

Немец вскинул круглые ястребиные глаза, но тут же погасил гнев, криво усмехнулся:

— О, мы все знаем. Даже, — прищелкнул пальцами, — твою девочку.

Достал из стола карточку Фаины.

— Это моя жена.

Значит, письмо, которое он получил перед вылетом и не успел вскрыть, первыми прочли эти… И снова горечь бессилия комом застряла в горле.

— Если будешь вести себя благоразумно, расскажешь правду — будет лучше. Все зависит от тебя, — и достает еще одну фотокарточку. — Кто это?

Еще бы Михаил не узнал своего командира дивизии, того, кто помог ему снова стать истребителем! Да покажись Александр Иванович Покрышкин в небе, и то без труда узнал бы его. У него и в полете свой, покрышкинский, почерк.

— Почему молчишь? Это твой командир?

— Нет. В первый раз вижу карточку этого офицера.

— Не ври! — следователь ударил кулаком по столу. — Тебя сбили на «кобре», на них летает дивизия Покрышкина!

— Не знаю, я служил в другой части.

— Нам все известно. Но мы хотим от тебя услышать об этом Покрышкине. Расскажешь — будешь свободен!

Вон чего захотели!.. Нет, они еще не знают с кем имеют дело.

— Я служил в другой части.

В бобровском полку он еще не получил удостоверения, перед немцем было старое, «медицинское».

— Расскажи о ней.

— Я солдат, — нервы напряглись до предела, — и мне это запрещено присягой.

— Уже не солдат, война для тебя окончена. Спокойно дождешься нашей победы.

— Этого не будет.

Фашист помедлил. Закурил сигарету. Ловко выпустил серию дымовых колец, залюбовался, как они, расширяясь и переламываясь, исчезают.

«Вот и от вас это же останется», — подумал Девятаев.

— Сколько у тебя боевых вылетов?

— Сто.

— Перед нами, конечно, ничем не провинился.

— Нет, сбил лично десять самолетов, восемь в группе, — и поднял голову.

Этого немец, конечно, не ожидал. Он ждал, что пленный кинется на колени, станет умолять, доказывать свою невиновность, просить пощады.

Нет, русский летчик, пусть раненный, обгоревший, не склонит голову перед врагом даже в его стане.

И снова допрос. Наконец офицер подвел итог:

— По твоим показаниям выходит, что русские перебросили на наше направление новую летную часть. Это мы проверим. Не подтвердится — будет плохо.

…Спустя много лет Девятаев прочитал запись того допроса. Протокол был найден среди документов гестапо, захваченных нашими войсками.

«ВОПРОС. Почему вы упираетесь? Ведь мы все равно победим.

ОТВЕТ. Как же вы победите, если отступаете?

ВОПРОС. У нас изготовлено новое оружие, перед которым русским войскам не устоять.

ОТВЕТ. Германия неминуемо будет побеждена подавляющим превосходством русского вооружения».

Заключение гестаповца:

«Военнопленный производит впечатление не очень умного человека. Не заслуживает доверия тот факт, что он располагает такими небольшими сведениями о своей части, будучи старшим лейтенантом. Нельзя проверить, насколько правдивы его показания».

А позднее эсэсовец дополнил:

«Убежденный коммунист. Такого исправит только крематорий».

Записать — записал, «исправить» — не сумел.

В ту пору фашистская армия терпела одно поражение за другим. Но в диком фанатизме гитлеровцы усиленно рекламировали свое новое «сверхоружие», перед которым «русским войскам не устоять».

Что же за силу собирались применить фашисты?

НЕЗНАКОМЫЙ УЗЕДОМ

Стоял в Балтийском море отделенный от материка небольшим проливом тихий остров Узедом, лесистый и болотистый. В 1935 году фашистский «ракетный барон» Вернер фон Браун облюбовал его для своей гигантской испытательной станции. Этот тайный центр назвали по имени бывшей рыбацкой деревушки Пенемюнде, которая стояла в северной части острова. В сосновом бору были тщательно замаскированы заводские корпуса, построен аэродром, стартовые площадки, катапульта для управляемых ракет. На этом же острове были «Испытательная станция военно-воздушных сил верк Вест», «Испытательная станция сухопутных сил Пенемюнде верк Ост», «Станция серийных испытаний Зюд», кислородный завод, испытательные стенды. С материка на «тихий» осетров перекинули железную дорогу.

Все, что делалось на Узедоме, было чрезвычайно секретным. «Я беру на себя защиту вас от диверсий и предательства», — заявил рейхсфюрер СС Гиммлер штурмбанфюреру СС Вернеру фон Брауну. И матерый нацист этой защитой был обеспечен вполне.

Никто не мог проникнуть на Узедом без особого пропуска, никто в округе не знал, что там делается, «лишних глаз» на острове не было.

Еще за два года до нападения на Советский Союз Гитлер приезжал к фон Брауну на Узедом, чтобы «ознакомиться с арсеналом оружия, которое… способно обеспечить победу». И Вернер фон Браун внушил тогда своему фюреру мысль «о необходимости и полезности ракетного оружия для осуществления планов завоевания мирового господства».

И кто знает, может быть, «ракетный барон» и другие гитлеровские генералы «подогрели» бесноватого фюрера за три месяца после нападения на Советский Союз достигнуть линии Астрахань — Архангельск или дойти до Урала и на том покончить войну с Россией? Разбойничий поход, или пресловутый «дранг нах Остен», не получился.

Гитлер теперь надеялся на фон Брауна, на его «сверхоружие».

Как пишет известный немецкий публицист Юлиус Мадер, «ежегодный бюджет испытательной станции в Пенемюнде достиг еще в 1942 году 150 миллионов марок. Эта сумма была равна расходам на производство германских танков в 1940 году или стоимости полугодового производства танков в 1941 году.

Вот что рассказывает дальше Юлиус Мадер:

«Обеспокоенный следовавшими одно за другим поражениями на фронте, Гитлер в июле 1943 года лично позаботился о ракетной программе. «Фюрер и верховный главнокомандующий» с 1941 года назначил самого себя и главнокомандующим сухопутными силами, вызвав к себе преданных пенемюндцев.

На остров Узедом прибыл специальный «Хейнкель-111». В него погрузили несколько ящиков с упакованными в них моделями блиндажа, киноленты, воспроизводящие удачные запуски ракет, модели ракет различных типов, пособия для обучения специальных ракетных подразделений.

Во время полета в «Вольфшанце»[2] Дорнбергер, на парадном мундире которого сверкали новые генеральские погоны, и доктор Штейнгоф пришли к единому мнению, что третий пассажир — фон Браун — наиболее подходящая кандидатура, чтобы сделать доклад фюреру.