Александр Дюма - Виконт де Бражелон или десять лет спустя. Том 1
– И вы закрыли? – спросил Фуке, покраснев.
– Нет, до этого дело не дошло: в толпе оказался один из моих людей, некто Менвиль, новобранец, недавно приехавший из провинции, – я его очень ценю. Он пробрался сквозь толпу и вызвал оскорбителя на дуэль. Поединок состоялся тут же, перед лавкой мясника, в присутствии множества зрителей, которые обступили сражавшихся и глядели из окон.
– И чем же кончилось? – перебил Фуке.
– А тем, что мой Менвиль сразу проткнул противника шпагой, что произвело большое впечатление на зрителей. После этого он сказал мяснику:
«Возьмите вот этого индюка, мой друг: он будет пожирнее вашего цыпленка». Вот на что я трачу свои доходы, господин министр: на поддержание фамильной чести, – с торжеством заключил аббат.
Фуке склонил голову.
– Хорошо, – сказал Фуке. – Передайте Гурвилю ваш счет и оставайтесь у меня на вечер.
– На ужин?
– Да.
– Но ведь касса уже заперта?
– Гурвиль отопрет ее для вас. Ступайте, аббат, ступайте.
Аббат поклонился.
– Так, значит, мы друзья? – спросил он.
– Друзья, друзья. Идемте, Гурвиль.
– Вы уходите? Значит, вы не будете ужинать дома?
– Не беспокойтесь. Я вернусь через час, – отвечал Фуке и прибавил тихо Гурвилю:
– Пусть заложат моих английских лошадей; я поеду в городскую ратушу.
Глава 8.
ВИНО ЛАФОНТЕНА
В Сен-Манде съезжались экипажи, привозившие гостей. В доме шли деятельные приготовления к ужину, в то время как сам министр мчался на своих быстроногих лошадях в Париж. К городской ратуше он подъехал со стороны набережной, чтобы миновать оживленные кварталы города. Было без четверти восемь, когда Фуке и сопровождавший его Гурвиль вышли из экипажа на углу улицы Лонг-Пон и пешком направились к Гревской площади.
Повернув на площадь, они заметили человека солидного вида, одетого в черное с лиловым, который садился в наемную карету, приказывая кучеру ехать в Венсен. Он держал большую корзинку с бутылками, только что купленными им в соседнем кабачке под вывеской «Нотр-Дам».
– Ба, да ведь это Ватель, мой дворецкий, – сказал Фуке. – Зачем он приезжал сюда?
– Наверное, за вином.
– Что такое? Покупать для меня вино в кабаках! Неужели у меня такой плохой погреб?
И он направился к дворецкому, который заботливо устанавливал в карете корзину с бутылками.
– Эй, Ватель! – крикнул он повелительным голосом.
– Будьте осторожны, монсеньер, вас узнают, – остановил его Гурвиль.
– Так что за беда! Ватель!
Человек, одетый в черное с лиловым, оглянулся. У него было добродушное, но маловыразительное лицо. Глаза его блестели, на губах блуждала улыбка.
– Ах, это вы, монсеньер! – воскликнул он.
– Да, я. Что вы здесь делаете, черт возьми? Что у вас тут? Вино? Ватель, вы покупаете вино в кабаке на Гревской площади?
– Но зачем вмешиваться в мои дела? – с полным спокойствием произнес Ватель, бросив недружелюбный взгляд на Гурвиля. – Разве мой погреб плохо содержится?
– Не сердитесь, Ватель, – сказал Фуке, – я полагал, что мой… ваш погреб настолько богат, что мы могли бы обойтись без кабака «Нотр-Дам».
– Да, сударь, – с легким презрением произнес дворецкий, – ваш погреб так хорош, что некоторые из гостей ничего не пьют на ваших обедах.
Фуке с изумлением взглянул сначала на Гурвиля, потом на Вателя.
– Что вы говорите, Ватель?
– Я говорю, что у вашего дворецкого нет вин на все вкусы и что господа Лафонтен, Пелисон, Конрар ничего не пьют у вас за столом: они не любят тонких вин. Что же тут поделаешь!
– И что же вы придумали?
– Я и покупаю их любимое вино Жуаньи, которое они каждую неделю распивают в этом кабачке. Вот почему я здесь.
Фуке, почти растроганный, не нашел что ответить. Вателю же хотелось сказать очень многое.
– Вы бы еще упрекнули меня, монсеньер, – продолжал он, все более горячась, – что я сам езжу на улицу Планш-Мибре за сидром, который пьет господин Лоре у вас за обедом.
– Лоре пьет у меня сидр? – со смехом воскликнул Фуке.
– Ну конечно, сударь. Оттого-то он и обедает у вас так охотно.
– Ватель, вы молодец! – воскликнул Фуке, пожимая руку своего дворецкого. – Очень благодарен вам: вы поняли, что для меня господа Лафонтен, Конрар и Лоре – те же герцоги, пэры и принцы. Вы образцовый слуга, Ватель, и я удваиваю вам жалованье.
Ватель с недовольным видом слегка пожал плечами и проворчал себе под нос:
– Получать благодарность за то, что исполняешь свои обязанности, оскорбительно.
– Он прав, – произнес Гурвиль, движением руки отвлекая внимание Фуке в другую сторону.
Он указывал ему на запряженную парой лошадей низкую повозку, на которой колыхались две обитые железом виселицы, положенные одна на другую и связанные цепями. На перекладине сидел стражник, с угрюмым видом он пропускал мимо ушей замечания толпы зевак, старавшихся разузнать, для кого предназначаются эти виселицы, и провожавших повозку до городской ратуши.
Фуке содрогнулся.
– Вы видите дело решено! – сказал Гурвиль.
– Да, но оно еще не окончено, – возразил Фуке.
– Ах, не обманывайте себя напрасной надеждой, монсеньер! Если уж сумели усыпить ваше внимание, то теперь дела не поправить.
– Но я-то еще не утвердил приговора.
– За вас утвердил де Лион.
– Так я отправлюсь прямо в Лувр.
– Нет, вы не поедете туда.
– И вы предлагаете мне такую низость! – вскричал Фуке. – Вы советуете мне бросить на произвол судьбы друзей, сложить оружие, которое у меня в руках и которым я еще могу сражаться?
– Нет, монсеньер, я не говорил ничего подобного. Можете ли вы покинуть свой пост суперинтенданта в такой момент?
– Нет, не могу.
– Ну, а если вы явитесь к королю и он тотчас же сместит вас?
– Он может сделать это и заочно.
– Но тогда он сделает это не по вашей вине.
– Зато я окажусь негодяем. Я не хочу смерти моих друзей и не допущу этого!
– Разве для этого необходимо являться в Лувр? Имейте в виду, что, очутившись в Лувре, вы будете вынуждены либо открыто защищать ваших друзей, позабыв о личных выгодах, либо безвозвратно отречься от них.
– Этого я никогда не сделаю!
– Простите… Но король поставит вас перед выбором, либо вы сами предложите королю выбирать.
– Это верно.
– Поэтому нужно избегнуть столкновения, монсеньер Вернемся лучше в Сен-Манде.
– Нет, Гурвиль, я не двинусь с этого места, где готовится преступление и где обнаружится мой позор. Повторяю, я не сделаю и шага, пока не найду средства одолеть своих врагов!
– Монсеньер, – возразил Гурвиль, – я пожалел бы вас, если бы не знал, что вы – один из самых сильных умов на свете. У вас полтораста миллионов, вы занимаете королевское положение и в полтораста раз богаче короля. Кольбер даже не сумел убедить короля принять дар Мазарини. Когда человек – первый богач в государстве и не боится тратить деньги, то немного он стоит, если не добьется того, чего хочет. Итак, повторяю: вернемся в Сен-Манде…
– Чтобы посоветоваться с Пелисоном?
– Нет, монсеньер, чтобы сосчитать ваши деньги!
– Хорошо! – вскричал Фуке с загоревшимся взором. – Едем!
Они сели в карету и пустились в обратный путь. В конце Сент-Антуанского предместья они обогнали экипаж, в котором Ватель вез домой свое вино Жуаньи.
Несшиеся во весь опор вороные кони министра испугали робкую лошадь дворецкого, который в страхе закричал, высунувшись из кареты:
– Осторожнее! Не разбейте моих бутылок!
Глава 9.
ГАЛЕРЕЯ В СЕН-МАНДЕ
В загородном доме Фуке человек пятьдесят ждали министра. Не теряя времени на переодевание, Фуке прямо из передней прошел в первую гостиную, где собравшиеся гости болтали между собой в ожидании ужина. За отсутствием хозяина его роль исполнял аббат Фуке.
Появление суперинтенданта было встречено радостными возгласами: веселость, приветливость и щедрость Фуке привлекали к нему сердца всякого рода деловых людей, а также поэтов и художников. Лицо Фуке, по которому его приближенные читали все движения его души, чтобы знать, как вести себя, – лицо это, никогда не омрачавшееся мыслями о делах, было в этот вечер бледнее обычного, что не ускользнуло от взгляда многих его друзей.
Фуке занял за столом председательское место, оживляя ужин своим весельем. Лафонтену он рассказал об экспедиции Вателя за вином, Пелисону историю с тощим цыпленком и Менвилем, так что все сидевшие за столом могли его слышать. Его рассказы вызвали бурю смеха и шуток, которую движением руки остановил Пелисон, все время остававшийся озабоченным.
Аббат Фуке, не понимая, почему его брат затеял разговор об этом случае, с большим вниманием прислушивался к его словам, тщетно стараясь найти разгадку по выражению лица Гурвиля или Фуке.
– Почему последнее время говорят о Кольбере? – заметил Пелисон.
– Это не удивительно, если правда, что король назначил его интендантом своих финансов, – возразил Фуке.
