Эмилио Сальгари - На Дальнем Западе. Ловцы трепанга
Ханс и Корнелиус, взяв с собой ружья, направились к скалам; они хотели удостовериться в том, что дикари не движутся на лагерь рыбаков. Во время разведки юноши успели только подстрелить несколько какатоэс и, не обнаружив ничего подозрительного, возвратились в лагерь.
Прошло два часа. Пловцы притащили новую партию моллюсков и на этот раз самых лучших сортов. Работа кипела.
Внезапно из–за скал на берегу снова появился дикарь.
Как и в тот раз, он был один; одеяние его имело странный и плачевный вид.
С первого взгляда дикаря можно было принять за движущийся скелет. Все его тело было вымазано чем–то желтоватым, цвета охры, что придавало ему вид не человека, а только его остова. Оружия на этот раз у дикаря не было. Вместо копья он нес в левой руке большой кусок древесной коры, странный и по форме и по цвету.
— Ваи–вайга, — зашептали малайцы кругом.
— Как! — воскликнул Ван–Горн. — Он опять здесь?
— Да еще в каком наряде, — подхватил Корнелиус, не понимая значения вторичного появления и одеяния дикаря.
— С ним ваи–вайга, — объяснил ему Ван–Горн, — знак открытой вражды.
— А зачем он так вымазался? — не унимался Корнелиус.
— Таково их одеяние для войны.
— А кора?
— Это кора очень ядовитого дерева ваи–вайга, дерева смерти. Ван–Горн уже объяснил тебе, что она служит эмблемой войны, — сказал капитан.
— И этот чудак решается явиться один? — воскликнул Корнелиус. — Дядя, позволь мне связать его и отправить на джонку.
Юноша действительно был готов схватить австралийца, но Ван–Сталь удержал его.
— Пусти меня. Если он решился показаться один, значит все племя где–то здесь поблизости. Ван–Горн, собери малайцев около шлюпок. А вы, — обратился он к своим племянникам, — будьте готовы открыть огонь из камнеметов.
Пока экипаж собирался у берега, готовый в случае опасности быстро погрузиться в шлюпки, капитан, выпрямившись во весь свой мощный рост, с ружьем в руке, подошел к туземцу, который смотрел на него так дерзко, словно был уверен в своей неотразимости; он, очевидно, ожидал, что белые испугаются и сейчас же отступят.
— Что ты хочешь? — спросил капитан на том смешанном языке, на котором говорят австралийцы в этих местах.
— Чтобы белые покинули землю, принадлежащую детям Моо–Тоо–Уии, — отвечал дикарь.
— Мы не убиваем ни твоих кенгуру, ни твоих эму, ни твоих диких собак, — сказал Ван–Сталь. — Что касается трепанга, то ни ты, ни твои братья — вы не умеете его ловить, да к тому же морская вода тебе не принадлежит.
— Ты не хочешь уйти? Тогда я, вождь племени варамов, объявляю тебе войну.
— Правда? — усмехнулся капитан.
— Да, правда!
— Посмотрим! — и сильным ударом Ван–Сталь бросил дикаря на землю, обхватил его потом обеими руками и, без труда подняв, отнес в шлюпку.
— Свяжите этого воина, — сказал капитан матросам, — и отвезите его на джонку. Он останется нашим пленником до конца ловли. Так он, по крайней мере, будет спокойней и не сможет передать своим соплеменникам об объявлении войны.
— Есть, капитан! — ответил ему Ван–Горн. — Мы так его свяжем, что до конца ловли он не увидит ничего, кроме стенок трюма.
Против всех ожиданий дикарь не оказал ни малейшего сопротивления, только в его маленьких глазках заблестел недобрый огонек. Он дал себя связать и отвезти на джонку, не проронив ни слова.
— Не думаю, чтобы он причинил нам много хлопот, — сказал Ханс.
— Он — вождь, — возразил Ван–Сталь, — его соплеменники будут удивлены его отсутствием и отправятся на розыски. Я думаю, что, натолкнувшись на нас и увидев наши ружья, они откажутся от поисков и отправятся искать его в глубь полуострова. Впрочем, ловля была так обильна, что мы не надолго задержимся в этой бухте, а уезжая, мы возвратим ему свободу.
— А есть еще берега, столь же богатые голотуриями?
— Голотурий много на островах Эдуарда Пелью, — там мы пополним наш груз, если здесь нам помешают закончить ловлю.
В третий раз шлюпка с пловцами подошла к берегу и на этот раз наполненная голотуриями. Воды бухты, в которой было много водорослей и фукуса, были настолько богаты голотуриями, что нужно было, так сказать, только нагнуться, чтобы набрать их вдоволь. Ловлю облегчало еще и то, что здесь попадались преимущественно лучшие сорта голотурий, которые никогда не живут на большой глубине. Благодаря этому рыбаки, не затрачивая много сил, поднимали из воды все новые и новые килограммы отличного трепанга.
К вечеру все полотно было густо устлано вываренным трепангом. Первый день дал такую богатую добычу, что сразу окупил все труды и экипажа, и пловцов, и кипятилыциков.
Ван–Сталь был вполне удовлетворен; если бы работа пошла и дальше так хорошо, потребовалось бы немного времени, чтобы джонка ушла, захватив полный груз.
Трепанг не мог быть перенесен на джонку, так как он требует хорошей сушки на воздухе и выветривания перед погрузкой в трюм. Если же не дать ему хорошо высохнуть, он может испортиться. Поэтому склад трепанга и устроили на берегу, а для его охраны назначили несколько человек из команды, для которых капитан велел раскинуть палатки.
Малайцы сперва решительно отказывались нести охрану склада, предпочитая оставаться на ночь на борту джонки, вдали от воинственных австралийцев.
Чтобы ободрить их, Ван–Сталь велел зарядить камнеметы и заявил малайцам, что и он вместе со своими племянниками останется на всю ночь на берегу.
Но в глубине души Ван–Сталь не был так спокоен, как старался показать команде.
Зная, что австралийцы нападают только ночью, он велел окружить лагерь оградой из мелких камней и осколков кораллов, а джонку велел поставить ближе к берегу, чтобы к ней можно было скорее добраться в случае внезапного ночного нападения.
Но все эти приготовления оказались излишними.
Первая ночь на австралийском берегу прошла совершенно спокойно, несмотря на угрозы вождя дикарей.
Тишина ночи нарушалась только мрачным завыванием диких собак, стаи которых охотились где–то вблизи за кенгуру и казуарами.
Глава четвертая. Таинственные огни
Пять дней прошло совершенно спокойно. Ничто не нарушало и не прерывало напряженной работы рыбаков; ловля продолжалась так же успешно, как и в первый день.
Эта бухта была, по–видимому, мало известна и поэтому так богата голотуриями, что беспрерывно поднимаемые рыбаками из воды доверху полные сети далеко еще не исчерпали находившиеся на дне запасы.
Громадные печи не оставались без работы; тонны голотурий беспрерывно проваривались в котлах. На берегу было расстелено уже не одно полотно, а у печей ожидали своей очереди груды только что поднятых со дна голотурий.
