Кеннет Оппель - Небесный охотник
— Лезь! — велел я Кейт.
Она колебалась лишь долю секунды, потом мы оба запрыгнули в гроб. Как можно мягче и тише я опустил крышку. Мы оказались в кромешной тьме. Толстые стенки гроба и мягкая внутренняя обивка приглушали все звуки. Мы уперлись спинами в противоположные борта, касаясь друг друга коленями. На своей ступне я чувствовал рюкзак Кейт.
Я включил фонарик и осветил отделанные красным шелком внутренности гроба. Над головами мы услышали слабый шорох.
— Щупальца, — сказал я и, содрогнувшись, представил себе, как они скользят по деревянной крышке.
— Не лучшая твоя идея, — заметила Кейт.
— Я спас нам жизнь!
— И как мы теперь узнаем, когда можно будет вылезти отсюда?
— О, мы просто воспользуемся шикарным сигнальным устройством для могил, вот и все.
— Ах, ты гений.
— Можешь подержать фонарик?
Пока Кейт светила на крышку, я лег на спину, чтобы разобраться с управлением. Может, из-за того, что пространства было явно маловато, но я растерялся перед множеством кнопок и приспособлений.
— Честное слово, — пробормотал я. — Ты только посмотри! Неужели тот, только что проснувшийся в гробу, способен был бы разобраться в этом?
— Да, в такой момент вряд ли будешь в лучшей форме, — согласилась Кейт.
— И ведь ещё в полной темноте. Ничего не разглядишь.
— Может, он собирался добавить сюда лампу.
— Тогда почему уж не бросить заодно и пару приличных книжек, на случай если придется немножко подождать?
Я обнаружил ручку с пометкой «перископ», начал вращать её и услышал, как хорошо смазанный металл проходит сквозь деревянную крышку.
— Похоже, я его поднимаю. — Я прикинул, что достаточно выдвинуть его всего на несколько дюймов, поскольку мы не засыпаны шестью футами земли. Потом я подтянул выдвижной глазок к лицу.
Понадобилось некоторое время, чтобы глаза привыкли, поскольку освещение в мастерской было очень скудное, а линзы перископа давали странную искаженную картинку, словно её наклеили на маленький глобус и изображение искривилось по краям. Но зато я видел её почти целиком.
— Где аэрозон? — спросила Кейт.
— Плохо видно. Это не бинокль. Все какое-то выгнутое.
— Это линзы типа «рыбий глаз». Я пользовалась ими для фотосъемок. Хочешь, я посмотрю?
— Все нормально. Я три года просидел в «вороньем гнезде».
— Я думаю, этим поворачивается перископ, — сказала Кейт, и я услышал, как она вращает что-то.
Мастерская резко наклонилась влево, и я инстинктивно отклонился в другую сторону и стукнулся головой о стенку гроба.
— Прекрати, — зашипел я. — Ты крутишь слишком быстро. Я ничего не могу разглядеть.
— Дай же мне взглянуть, — попросила она. — Это просто свинство.
— Свинство? Мы же не на экскурсии. Давай поворачивай. Медленно.
Я осмотрел все помещение, но аэрозона не увидел. И тут перед моими глазами закачался кончик щупальца.
— Он прямо над нами, — выдохнул я.
— О боже!
— Нет, подожди, он движется.
Я смотрел, как аэрозон, кажущийся через странные линзы намного толще и короче, уплывает прочь от гроба, обратно к виварию. Стеклянные стены уже снова замерзли, скрывая то, что находилось за ними.
— Может, теперь попробуем бежать? — спросила Кейт.
— Погоди. Поверни правее… ещё немножко… вот.
За дверью мастерской плясали лучи фонариков.
— Нет. Они уже идут.
— Они внутри?
— Пока нет.
Я смотрел, как свет фонарей становится все ярче. В дверях остановились две фигуры. Позади стояли другие. Они казались огромными, как йети, в красных альпинистских костюмах с отороченными мехом капюшонами, почти закрывающими лица. На шеях висели кислородные маски. Двое, стоявшие впереди, переговаривались, указывая на открытую дверь.
Третий человек вышел вперед и осмотрел дверной проем. На нем были особые очки с подсветкой, как у ювелира, и он не слишком-то спешил.
— Думаю, они ищут минные ловушки в дверях, — шепнул я Кейт. — Я не слышу, что они говорят.
Стенки гроба были слишком толстые и хорошо изолированные и не пропускали звук.
— Подожди, они входят. Жалко, что мы их не слышим.
— Грюнель сделал сирену, — сказала Кейт. — Может, тут есть и слуховая труба.
— Думаешь?
— Ну, неплохо ведь узнать, что люди будут говорить о тебе на твоих похоронах. Вот это что такое?
Я едва мог в это поверить, но Кейт оказалась права. Под крохотной крышкой оказалась трубка, которую можно было вытянуть и поднести к уху.
— Я тоже хочу послушать, — заявила она и начала придвигаться ко мне. Я подвинулся, освобождая ей место.
— Осторожнее, — прошипел я.
— Что?
— Ты чуть не нажала на гудок.
— Вот это было бы плохо. Просто ужасно.
Она улеглась рядом. Мы оказались тесно прижаты друг к другу.
— Разве не романтично? — сказал я.
— Бок о бок в собственном гробу.
Мы тихонько хихикнули. От такой её близости я был до смешного счастлив. Это было нелепо, учитывая нависшую над нами угрозу. Наверное, разреженный воздух подействовал-таки мне на мозги. Я бы должен был прийти в ужас от сложившегося положения, но все это казалось каким-то далеким, словно стенки гроба создали наш собственный защищенный маленький мир. Я прижался к ней ещё теснее и поцеловал её.
Теперь нам обоим все было слышно. Я снова подтянул глазок перископа к лицу. Теперь я понял его секрет и свободной рукой мог сам поворачивать рукоятку. Оставалось только надеяться, что торчащий из гроба перископ не привлечет их внимания. Я вдруг сообразил, насколько это приметный тайник — гроб, стоящий посреди мастерской. Всякому захочется заглянуть внутрь.
Их было восемь. Они вошли, нагруженные снаряжением. Сердце моё упало. Они казались гигантами, несущими переносные батареи и лампы на длинных ножках. Лиц я пока рассмотреть не мог. Они двигались медленно, словно полярные исследователи, вязнущие в снегах. Даже при наличии сжатого кислорода тела их боролись с высотой и разреженным воздухом. Возможно, они поднимались слишком быстро и не имели той возможности акклиматизироваться, которая была у нас. Мы ослабели — но они без кислорода ослабели бы больше. Это, однако, не имело значения, поскольку у каждого из них на поясе висел пистолет.
Лучи их фонариков переплетались в воздухе, как паутина. Проклятого аэрозона нигде не было видно. У меня было ощущение, будто я смотрю фильм в кинотеатре. Я был где-то в другом месте, в безопасности. Ты должен бояться, твердил мне внутренний голос, но он был не очень громкий, и сейчас я не хотел его слушать. Я был спокоен и собран.