Сын Альбиона - Майн Рид
— Это все, что ты хотела сказать? — спросил он, хотя и не резко.
Было бы странно, если бы эти слова не доставили ему радость, несмотря на то, что в них содержалось очень мало информации.
— Да, все, что Сэбби должна сказать, но не все, что она должна сделать.
— А что ты должна сделать? — встревоженно спросил Мейнард.
— Отдать вот это, — ответила мулатка и с ловкостью, свойственной ее народу и полу, сунула что-то в карман его сюртука.
Снаружи донесся скрип колес кареты на гравии.
Без опасности быть замеченным уезжающий гость не мог больше оставаться в таком обществе. Вложив в руку Сабины полсоверена, он молча спустился по лестнице и так же молча сел в карету.
Слуга, принесший чемодан, захлопнул дверцу кареты, продолжая про себя дивиться такому несвоевременному отъезду.
— Неплохой джентльмен, — рассуждал он, подходя к лампе в прихожей и разглядывая полсоверена, которые были сунуты ему в руку.
А пока он делал это, джентльмен, о котором идет речь, тоже занимался разглядыванием, гораздо более интересным. Не успел экипаж выехать из парка — он еще двигался по извилистой подъездной дороге, — как его пассажир сунул руку в карман сюртука и извлек оттуда листок бумаги.
Маленький листок, оторванный от корешка блокнота. И надпись карандашом — всего несколько слов, написанных в спешке.
Свет восковых свеч позволял легко различать буквы. С сердцем, сжимающимся от радости, Мейнард прочел:
«Папа очень рассердился. Я знаю, что он никогда не разрешит мне снова с вами увидеться. Мне печально думать, что мы никогда больше не встретимся и что вы меня забудете. Я вас никогда не забуду — никогда!»
«А я вас, Бланш Вернон», — подумал Мейнард, складывая листок и снова пряча его в карман.
Не доезжая до станции, он снова его извлек и перечел. И снова прочел при свете подвешенной лампы, сидя в пустом купе ночного поезда по пути в столицу.
Потом сложил листок аккуратней, положил в свой бумажник для карточек и сунул в нагрудный карман, поближе к сердцу. Это было не первое полученное им любовное послание, но самое дорогое!
Глава LXI
ИНФОРМАТОР
Исчезновение одного из шести десятков гостей могло пройти незамеченным, а если и было замечено, не нуждалось в объяснении — в английском «лучшем обществе».
Этим большой прием отличается от тихих обедов в деревенском доме.
Истинная вежливость давно избавила от необходимости продолжительных прощаний, с неловкими поклонами и рукопожатиями. Достаточно попрощаться с хозяином — а еще лучше с хозяйкой — и поклониться всем встречным на пути из гостиной.
Таково было правило, которого придерживались и под крышей сэра Джорджа Вернона. Внезапный отъезд капитана Мейнарда не вызвал бы никаких комментариев, если бы не одно-два необычных обстоятельства, его сопровождавших.
Он был чужим для общества сэра Джорджа — со своим романтическим прошлым, а недавно приобретенные литературные лавры привлекали к нему повышенное внимание этого круга представителей высшего общества.
Но особенно странным казался его отъезд. Его видели танцующим с дочерью сэра Джорджа, потом он вместе с нею через оранжерею вышел в парк. И не вернулся.
Некоторые из танцующих, тоже вышедшие прохладиться, видели, как вынесли его чемодан, а звуки колес кареты свидетельствовали, что он уехал насовсем!
Ничего необычного в этом все же не было. Должно быть, он попрощался с хозяином снаружи — попрощался в соответствии с приличиями.
Однако этого никто не видел, и поскольку Мейнард несколько дней прожил в доме, его отъезд выглядел слегка бесцеремонно. И уж во всяком случае произошел он в необычное время.
Возможно, и на это не обратили бы внимания, если бы не еще одно обстоятельство. После его отъезда дочь баронета больше не появилась среди танцующих.
Ее не видели после вальса, во время которого их с партнером так внимательно разглядывали.
Конечно, она еще очень молода. От танца у нее могла закружиться голова, и она ушла немного отдохнуть.
Так думали те, кто обратил на это внимание.
Но таких было немного. Чаровницы в широких юбках больше думали о себе; старые девы спокойно играли в вист в другом помещении; и отсутствие Бланш Вернон никак не отразилось на общем веселье.
Но было замечено состояние ее отца, его задумчивость. Многие гости заметили, что весь остаток вечера сэр Джордж вел себя странно, его озабоченный вид бросался в глаза. Даже блестящее воспитание не помогло ему скрыть впечатление от нанесенного удара!
Несмотря на все его усилия не выдать свое состояние, люди, близко знавшие его, поняли, что что-то случилось.
В результате ночное веселье кончилось раньше обычного; во всяком случае, раньше, чем ожидали замерзшие кучера карет.
Соответственно и гости, остановившиеся в доме, раньше разошлись по своим комнатам.
Но сэр Джордж пошел не в спальню, а в библиотеку. Он был не один. Его сопровождал Фрэнк Скадамор. Он поступил так по просьбе дяди после того, как остальные пожелали спокойной ночи.
Тема разговора дяди и племянника станет ясна из нижеследующего.
— Фрэнк, — начал баронет, — я хочу, чтобы ты был со мной откровенен.
Произнес он это без желания поиграть словами,[153] не такое у него было настроение.
— Относительно чего, дядя? — спросил Скадамор, выглядя слегка удивленным.
— Относительно того, что ты видел между Бланш и этим… человеком.
Слово «человек» было произнесено презрительно, почти с шипением.
— Что я видел?
— Да, что видел и слышал.
— Я рассказал вам, что видел и слышал. Вплоть до событий сегодняшнего вечера — час назад.
— Час назад? Ты имеешь в виду
