Анастасия Коробкова - Космическая странность
Ветры не сидели безвылазно в Великом Магистрате. Им были знакомы все сообщества Конфедерации, они не раз посещали каждую из их планет, побывали на планетах других человеческих сообществ и Перворожденных. Каждый из них провел прилично времени в составе армии Конфедерации на положении взрослого бойца… Лично мне стало понятно, почему Димка не желал возвращаться к жизни земного школьника. Дина не хотела этого слышать и, стесняясь заткнуть уши, зажмурила глаза.
Когда прогулка по крепости закончилась, и Георг выпустил ее руку, любопытство все же взяло верх, и она спросила:
— Вы помните Землю?
Я считала это лишним, но перевела.
Оба ответили: «Нет».
«Нет» прозвучало и в ответ на вопрос, помнят ли они своих родителей и видят ли их во сне.
— Как вам Дима? — поинтересовалась она после этого, и хотя мне захотелось немедленно ее усыпить, парни поняли без перевода.
— Он Ветер, — ответили они.
— Но ведь он не знает и не умеет того, что вы! — скандально возразила она. — Сойдет как шестерка?!
Последнюю фразу я переводить не стала и спросила иначе: «Вы считаете его равным?»
— Он будет таким же, как мы, — уверенно заявил Лука.
Дина не смогла до конца подавить раздраженное рычание, но Георг и Лука за время прогулки, похоже, достаточно много о ней поняли и снисходительно заулыбались.
— Ты хочешь вернуть Диму на Землю, — сказал Георг. — Но ему здесь лучше.
— А о родителях он подумал?! — продолжала злиться Дина. — Да им другого счастья не надо, лишь бы снова его увидеть живым!
Парни переглянулись с недоумением.
— Они считают, что он умер, — пояснила я. — И это страшное горе.
Впрочем, я не надеялась, что им знакомо значение слова «горе». И «страшное». Может быть, им повезло, что их похитили Магистры?
— Только горе? — уточнил Лука. — Никаких долгов и обязательств у него не осталось?
Я автоматически перевела, раздумывая о чуждой системе ценностей, и Дина поперхнулась воздухом, который набрала в грудь для следующей возмущенной тирады.
— Долг перед родителями! — наконец, крикнула она. — Они его растили не для этого!
— А для чего? — тут же деловито поинтересовался Георг.
Быть посредником в дискуссии, принявшей такой оборот, мне совсем не хотелось. Бессовестно обманывая родителей два с половиной года, я приучила себя к мысли о том, что они могут ошибаться в своих представлениях о благополучии детей. Чтобы урезонить Дину, я прибегла к старому испытанному приему:
— А если бы тебе было где-то лучше, чем дома, ты бы хотела вернуться домой?
— Нет! — рявкнула в ответ она. — Но я бы вернулась!
Я совсем забыла, в чем разница: мои-то родители заморочены и считают, что мы в безопасности, а их — нет. Они страдают от потери детей, возможно, даже очень сильно. Вот черт, что же делать? Убеждать Диму отправиться на Землю у меня бы язык не повернулся.
Ребятам я сказала, что их жизнь связана с риском, и именно это вызвало бы возражение родителей. Они задумались, потом понимающе кивнули, и на этом мы разошлись.
— Усыпи меня! — прошипела Дина. — Я не хочу все это видеть!
И тут я заметила надрыв. Не ложь — ей действительно тяжело было находиться в Великом Магистрате, но не потому, что крепость с обитателями стала ей противна. Наоборот. Странно и невероятно, но ей здесь нравилось! Динино отторжение гвардейцев было ответным — ей казалось, будто они с Магистрами ее не принимают, презирают, и не смогут принять никогда.
— Они просто не знают, как обращаться с девочками, — растерянно пробормотала я. — И боятся сделать что-нибудь не то.
Дина смолчала. Однако мой довод ей понравился, и она заметно успокоилась.
Позже я нашла Димку в учебной лаборатории и попросила написать родителям письмо.
— Только не в две строчки. Подушевнее, пожалуйста. Они это письмо много раз перечитывать будут.
Сперва он скривился, но потом, видимо, представив маму и папу, читающих его прощание, вдруг опустил глаза и кивнул.
— Я еще передам с Динкой одежду, в которой ушел из дома, чтобы они ей поверили. Ты как думаешь?
Я думала, что Лавровым придется пережить жестокую ломку представлений об окружающей действительности, выбирая, во что верить: в смерть сына или в его похищение инопланетянами… Димка отправился сочинять письмо, не возвращаясь в лабораторию, а я почувствовала необходимость перегрузиться на тренажерах.
Перед «долгим отдыхом» он постучал в дверь моей комнаты. Не один. Позади него на пороге остановились трое Ветров, которых он мимоходом представил как Михаила, Кима и Джона, и которые просто хотели рассмотреть меня поближе. Так и смотрели, спокойно улыбаясь, пока Димка раскрывал продолговатый черный чехол и доставал из него кусок жесткой ткани размером со стандартный бумажный лист.
— Посмотри, так нормально? — смущенно спросил он, показывая письмо.
Я подумала, что материал явно неземного происхождения, использованный вместо бумаги, послужит еще одним аргументом за веру в похищение, и пробежала глазами текст.
Получилось достойно. Определенный литературный талант я заметила у него еще в лагере, но опасалась, что в новых жизненных условиях он исчез, задавленный другими интересами. Ничего подобного. Письмо было образным, нежным и в меру сухим — ровно настолько, чтобы убедить в твердости своего решения. В нем были обращения и к обоим сразу, и отдельно к отцу и матери, с напоминанием их прошлых воспитательных бесед, дипломатично вывернутых Димкой к собственной пользе, с подробностями, которых не мог знать посторонний, свидетельствовавшими об оригинальности подхода Лавровых-старших к воспитанию своих детей и их взаимном уважении. Например, Димка цитировал отца: «Ты говорил, что у человека в конечном итоге есть только он один, да его совесть, которая иногда бывает плохой компанией. Так вот, для меня будет лучше остаться здесь, и моя совесть мне не в этом не мешает». И маму: «Ты как-то сказала, что для счастья на самом деле нужно очень мало, что оно ни от чего не зависит, что твое счастье ќ- любить нас с Диной, и оно не зависит от того, какие мы. Мама, я есть, я жив. Ты можешь меня любить и быть счастливой». Он не прощался. Он обещал, что когда-нибудь найдет возможность навестить свою семью.
— Хорошо, — одобрила я.
— Не выцветает, не горит, не изнашивается, — на облегченном выдохе сообщил он про материал, выбранный для письма.
При Ветрах Дима говорил на местном языке, допуская небольшие ошибки. Ветры не обращали на них внимания.
— Засекреченной информации не содержит, — добавил Ким.
Нормально. Димка не постеснялся показать очень личное послание своим новым друзьям. Похоже, его здесь держит не только обилие военной техники и ощущение интеграции в компьютерную игру. На Земле он был более замкнутым.
