Хайнц Конзалик - Операция «Дельфин»
– Сегодня в баре в девять вечера! За спасение вашей жизни мне полагается награда, и я не намерен от нее отказываться.
Нуки-на-му звонко рассмеялась, помахала ему рукой и отплыла в сторону. Кларк не знал, как ему следует истолковать ее жест, – но он сознавал, что ему редко когда доводилось встречать столь красивых женщин. Смесь полинезийской и китайской крови придавала ей какое-то колдовское очарование.
Кларк до сих пор чувствовал ладонями ее крепкие соски.
В девять вечера в баре он понял, что ее жест означал согласие. На ней было поразительной красоты шелковое платье, и ощущение было, что она с ног до головы осыпана цветами. У Кларка даже мелькнула мысль, что, если бы Финли хоть на миг ее увидел, он бы напрочь забыл о своих дельфинах.
Он поцеловал Нуки-на-му руку, заказал для начала шампанского и от души порадовался тому, что у нее нет расовых предрассудков. Да и вообще «цветная» не вправе относиться к чернокожим с пренебрежением белого человека.
И тут Кларк перечеркнул все замыслы Тулаева. Он рассказал, что живет в Мемфисе, работает инженером-строителем подземных сооружений и приехал в Гонолулу по поручению своей фирмы, которая планирует провести новую дорогу к горе Пуу-Капу. Дело это как объяснил он, очень непростое, склоны вокруг изрыты ущельями, повсюду множество мостиков и требуется произвести очень сложные расчеты. Если они будут произведены правильно, на Оаху ему работы на год хватит. Может, он, конечно, пробудет здесь и дольше, поскольку идут переговоры об осуществлении еще одного проекта в Пёрл-Харборе, в районе Форт-Камехамеха неподалеку от армейской площадки для гольфа, – однако пока неясно, получит ли его фирма подряд.
Нуки-на-му сперва даже несколько оторопела. Она никак не ожидала, что Кларк так ловко сочинит себе биографию. При этом ей никак нельзя было показывать, что она раскусила его; более того, она должна была делать вид, что верит всем его россказням.
– Вот увидите, – бойко сказал Кларк, – какое-то время я буду хранить верность Гонолулу. А ваш отпуск скоро кончится, мисс…
– Меня зовут Нона Калоа, – сказала она; это было одно из ее многочисленных вымышленных имен. – Мой отец – он был китаец – называл меня также Ли Яу.
– А как мне к вам обращаться?
– А как вам угодно, мистер…
– Кларк! А дальше совсем кошмар: Дэвид Абрахам! – Кларк ухмыльнулся. – До двадцати пяти лет я очень обижался за это на своего отца. Он был причетником в нашей церкви в Мемфисе, пел также вторым басом в церковном хоре, собирал пожертвования для общинного сиротского приюта и всю свою жизнь мечтал попасть после смерти в рай. И, надеясь, что ему это поможет, назвал своего сына Дэвид Абрахам…
– И его мечта сбылась?
– Ну разумеется. Правда, он не может прислать оттуда весточку, но мы все верим в это. Он умер, когда мне было двадцать пять, и вот тогда я наконец осознал, что не стоит сердиться на него за это.
– А мне нравится ваше имя. Абрахам – так чудесно звучит. – Не опирайся Кларк на стойку, он бы наверняка рухнул на пол, сраженный ее взглядом. – Так как мы будем называть друг друга?
– Я вас Нона.
– А я вас Аби, согласны?
– Из ваших уст я приму любое имя, Нона. Что будем делать?
– Хочется чего-то безумного, Аби!
– Кларк как нельзя лучше подходит для этого. Давайте съездим в китайский квартал и поужинаем в «Доме тысячи запахов».
– Прямо сейчас?
– Ночь только начинается, Нона!
– В китайском квартале вы должны называть меня Ли.
– Договорились. Не исключено, правда, что по дороге я придумаю вам еще какое-нибудь имя, к которому подошло бы «любимая».
Было совершенно очевидно, что рассвет Кларк встретит в триста семьдесят шестом номере. О таком пробуждении можно было только мечтать. Кларк чувствовал себя как в раю, ибо рядом с ним лежала настоящая райская птица. Кларка не устраивала лишь тяжелая, словно налитая свинцом голова и ощущение, что вместо мозгов у него густой сироп.
В памяти сохранилось, что он бросился в объятия Ноны и словно нырнул в жерло вулкана – больше он ничего не помнил. «Нет, с пьянством пора завязывать, – вяло подумал он. – Чертова китайская водка – просто адское зелье какое-то. Рядом с тобой лежит самая красивая женщина на свете, а ты все еще никак в себя прийти не можешь. Ну разве не позор!»
Такого удара Нуки-на-му не испытывала. Она подмешала в водку дурманящее вещество, и Кларк почти мгновенно заснул в ее объятиях, но это ей ничего не дало. Карманы его костюма не хранили никаких тайн, в дорожной сумке лежали вещи человека, приехавшего в отпуск, и ничего больше. Она тщательно осмотрела их и поняла, что ей нечем порадовать Тулаева.
«Еще шесть дней и ночей, – подумала Нуки-на-му, рассматривая мокрое от пота тело Кларка. – Он выше и жилистее, чем Финли. Тот крепче, мускулистее. Еще шесть дней… Уж как-нибудь заставим Кларка развязать язык».
Она долго стояла под душем, поочередно направляя на себя то горячую, то холодную струю воды, а затем снова легла рядом с Кларком. До чего ж поганая жизнь… Все одно и то же… И хочется потом всем мужчинам горло перерезать.
Шло время, но Кларк по-прежнему утверждал, что он всего лишь инженер-строитель из Мемфиса и ничем другим, кроме прокладки нового шоссе на острове Оаху, не занимается. Как ни пыталась Нуки-на-му осторожно подвести его к нужной теме, он всегда очень ловко уходил от разговора, и ей оставалось лишь признать свое полное поражение.
Зато Кларк никак не мог забыть Нону Калоа. Перед вылетом на Уэйк он оставил ей письмо, в котором утверждал, что срочные дела – ему даже позвонили ночью – требуют его немедленного присутствия в Сан-Франциско. Но он обещал ей непременно вернуться. «Укажи в записке, где я смогу найти тебя, – писал он ей, – и оставь ее у портье. Я люблю тебя. Мы просто ненадолго расстаемся. Я буду очень опечален, если, вернувшись, узнаю, что ты бесследно исчезла, не оставив ни адреса, ни фотографии и даже не передав мне прощальный привет…»
С этим письмом Нуки-на-му тут же отправилась к Тулаеву. Он сидел на скамейке во внутреннем дворе отеля «Гавайский регент» и, увидев ее, решил больше не строить из себя джентльмена. Он даже не соизволил встать и подать ей руку.
– Вот, пожалуйста! – сказала она, протягивая ему письмо. Тулаев небрежно сунул его в карман пиджака.
– Я был о тебе лучшего мнения, – с трудом сдерживая ярость, сказал он. Нуки-на-му откинула назад свою красивую голову.
– В постели тоже не всего можно добиться. – Она презрительно скривила пухлые губы. – И потом, мне все это омерзительно.
– С чего вдруг?
– А мне всегда это было противно! – как разъяренная кошка прошипела она.
