Йон Колфер - Авиатор

Француз. Ну конечно! Зря он в какой-то момент приоткрыл свою франкофобию Конору Брокхарту. Похоже, у мальчика есть чувство юмора. Лучше как можно скорее избавиться от него. Меньше всего маршалу требовалось, чтобы какой-то жаждущий мести Летчик кружил над островами, воруя его алмазы и срывая его планы.

— Итак, Артур, этот Конор Финн по-прежнему томится в своей камере?

Биллтоу напряженно сглотнул.

— Если не считать слова «томится», в чем я не уверен, то да. Он в своей камере.

— Хорошо. Я хочу поговорить с ним.

— Что? Сейчас?

— Да, сейчас. Это что, проблема для тебя?

— Нет, никаких проблем. — Лицо Биллтоу вытянулось от боли и отчаяния. — Если не считать кровотечения, очень сильного, маршал. Рану необходимо затянуть, иначе я не доживу до парома на Малый Соленый.

Бонвилан бросил взгляд на камин. Голубовато-оранжевое пламя потрескивало, и с крюка рядом с ведерком для угля свисал палаш, используемый как кочерга.

— Ты прав, Артур, — жизнерадостно сказал он. — Пора залепить твою рану.

Бонвилан взошел на борт парома вместе со своим доверенным офицером, капитаном Султаном Арифом. Биллтоу съежился на корме, время от времени дотрагиваясь до образованного расплавленной плотью рубца на бедре и каждый раз удивляясь, что это причиняет боль. Во время недолгой поездки он несколько раз отключался, а когда приходил в себя, то плакал, словно ребенок, бормоча слово «бочка».

Бонвилан, обдумав ночные события, пришел к выводу, что тревожиться не о чем. Фактически он даже испытывал воодушевление, поскольку этот вызов должен был способствовать удержанию его позиции или даже укреплению ее. В конце концов, Конор Брокхарт всего лишь юнец с воздушным змеем, а Хьюго Бонвилан — опытный военный стратег с армией за спиной. По-видимому, юный Конор не склонен к убийству, в то время как Бонвилан рассматривал убийство в качестве освященного веками эффективного политического инструмента.

Маршал наклонился к уху Султана Арифа:

— Возможно, нам предстоит отравление. Приготовь свои снадобья.

Султан кивнул, теребя пышные усы.

— Да, маршал. Могу я поинтересоваться, кто именно, возможно, будет отравлен?

— Я сам, к сожалению.

Султан, казалось, не удивился.

— Надо полагать, будут и другие?

— О да, — подтвердил Бонвилан, устремив взгляд вдаль. — Будут и другие.

В камере Конора Финна и впрямь находился пленник, но это был не Конор Финн.

— Ну и кто это? — спросил Бонвилан, кивая на жалкого человека, скорчившегося в темном углу, куда не падал свет лампы.

Биллтоу понял, что его хитрость не удалась.

— Не убивайте меня, ваша честь. — Он рухнул на колени и вцепился в край накидки Бонвилана. — Пожалуйста, пощадите! Я не знаю, как сбежал этот негодник. Только что он был здесь, а потом вдруг исчез. Это какая-то магия. Может, он загипнотизировал меня.

Бонвилан любил, чтобы перед ним пресмыкались, и не стал сразу отталкивать его.

— Пока мне неясно, Артур, был ли ты сообщником Финна. Помогал ему сбежать, налаживал контакты с контрабандистами. А?

— Нет, сэр, — затараторил Биллтоу. — Я никогда не участвовал ни в каких заговорах. Для этого у меня мозгов маловато.

— Не знаю, не знаю… То, как ты додумался подменить узника… Может, ты уже не первый раз такое проделываешь? Просто сейчас тебе не повезло.

— Вот именно, мне просто не повезло, сэр. А с узником я никак не сотрудничал, что вы!

Бонвилан решил продемонстрировать вполне уместный в данной ситуации гнев; все-таки здесь присутствовал Султан.

— Ты лгал мне, Биллтоу! — взорвался он, и его голос загрохотал в тесной камере. — Ты воровал мои алмазы!

Маршал вырвал накидку из рук Биллтоу и нанес ему мощный удар ногой, перебросивший охранника через койку. При этом пласт грязи на стене треснул и упал. Биллтоу лежал, словно мешок, из которого вывалилось белье.

— Прекрасный удар, маршал, — заметил Султан. — Прямо в челюсть. Он покатился кувырком. Добить его?

— Нет, — ответил Бонвилан. — Здесь нужно что-то более поэтичное, так я бы сказал. Нашему другу Артуру требуется время, чтобы обдумать свои промахи.

Внезапно его внимание привлекло странное мерцание в глубине камеры. При ударе лбом Биллтоу сбил со стены часть засохшей грязи, и на камне проступили призрачные каракули. Любопытствуя, Бонвилан подошел поближе и наклонился, разглядывая их.

— Коралл, по-моему, — пробормотал он. — Вполне в духе старины Бродячего Черта.

Но нет, пометки были сделаны человеческой рукой. Схемы и уравнения. Кто-то пытался замазать их грязью, однако грязь не слишком хорошо держалась на влажной поверхности. На стене можно было явственно различить планер. Бонвилан прикоснулся к нему пальцем.

— Привет, Летчик, — прошептал он. — Видишь? Я обеспечил тебя лабораторией.

Вытащив из-за пояса пистолет, он легко постучал по стене рукояткой. Еще один участок засохшей грязи пошел трещинами и упал; стало ясно, что планер взлетает с крыши башни.

— И ты оставил мне сообщение о своем местонахождении. Не удивлюсь, если тут есть и более ценные секреты.

Лежа на полу, Биллтоу застонал.

— Какая меня ждет судьба, сэр? Казнь?

— Не сейчас. — Бонвилан выпрямился. — Ты мне еще пригодишься, Артур Биллтоу. На данный момент твоя судьба состоит в том, чтобы отчистить эти стены, а потом переписать и зарисовать все, что обнаружишь под грязью.

— Ох, благодарю вас, сэр. — Слезы облегчения закапали с носа Биллтоу. — Я сейчас же приставлю к этому делу одного из заключенных. Самого лучшего.

— Ты меня не понял, Артур. — Зажав в кулаке отвороты куртки охранника, Бонвилан содрал ее и толкнул его в глубину камеры. — Ты не надзирать будешь, а сам выполнишь эту задачу. Как заключенный.

Бонвилан повернулся к молодому человеку, почти год занимавшему эту камеру.

— Как тебя звать, парень?

— Клод де Виль Монтгомери, ваше высочество, — с готовностью ответил тот. — Хотя близкие зовут меня Спог.

Бонвилан прищурился: жизнь никогда не скупится на сюрпризы.

— Старина Биллтоу велел отвечать «Конор Финн», если кто-нибудь, в особенности вы, будет спрашивать. Он вообще хотел отрезать мне язык. Но как видите…

Спог широко открыл рот, обнажив два зуба и серый язык.

— Спасибо тебе… мм… Спог. Скажи-ка, мистер Биллтоу плохо обращался с тобой?

Казалось, все лицо Спога выразило неодобрение.

— Чертовски плохо, этакий подонок. Бил, и плевался, и таскал за волосы. Ужасно невоспитанный, правда?