Джон Карре - Верный садовник
Он двинулся дальше. Спасибо путеводителю, знал, куда идти. Дорога вывела его на центральную площадь. Ветер гнал пыль по асфальту. У дальнего конца стоял увитый плющом павильон, а за ним – три корпуса из стали и бетона с высокими, освещенными неоном окнами. Большой щит, выдержанный в золотом и зеленом тонах (любимые цвета миссис Доус – это из путеводителя), сообщал на французском и английском, что эти корпуса – Университетская больница клинических исследований. На указателе поменьше Джастин прочитал: «Амбулаторные больные». Пошел по стрелке и очутился перед рядом вращающихся дверей под бетонным козырьком, которые охраняли две массивные женщины в зеленых пальто. Он пожелал им доброго вечера, они ответили тем же. С прихваченным морозом лицом, с изнуренной долгой прогулкой телом, бедра и спину хватало раскаленными щипцами, он в последний раз оглянулся и поднялся по ступенькам.
Его встретил облицованный мрамором, с высоким потолком холл, от которого веяло могильным холодом. Огромный, отвратительный портрет Джорджа Эймона Доуса-младшего в охотничьем облачении напомнил ему вестибюль здания Форин-оффис. Регистрационная стойка, за которой сидели седоволосые мужчины и женщины в зеленых халатах, занимала целую стену. «Сейчас они позовут меня: «Мистер Куэйл» – и скажут, что Тесса – милая-милая дама», – подумал он. Прошел в маленький торговый центр. Отделение банка «Доус Саскачеван». Почта.
Газетный киоск. «Макдоналдс», «Пицца парадиз», кафетерий «Старбак», бутик «Доус», торгующий нижним бельем, одеждой для будущих мам и халатами. Он добрался до коридоров, наполненных скрипом каталок, гудением лифтов, торопливым стуком каблучков, пиканьем телефонов. У стен сидели и стояли пациенты с озабоченными лицами. Сотрудники в зеленых халатах появлялись из одних дверей и ныряли в другие. Ни у одного на нагрудных карманах не «жужжали» золотые пчелки.
Большая доска объявлений висела рядом с дверью с табличкой «Вход только для врачей». С важным видом, заложив руки за спину, Джастин проглядывал объявления. Сиделки к детям, яхты, автомобили, спрос и предложение. Комнаты и квартиры, сдающиеся в аренду. «Доусский клуб песни», «Доусский класс изучения Библии», «Доусское общество этики», «Доусский кружок шотландских танцев». Анестезиолог разыскивал убежавшую собаку-трехлетку с длинной коричневой шерстью. «Залоговые схемы Доуса». Консультанты по регулированию налогообложения. Мемориальная часовня Доуса, готовящаяся к заупокойной мессе по доктору Марии Ковальски, просила откликнуться тех, кто знал, какую она предпочитала музыку. Списки врачей, уехавших на вызовы, находящихся в отпуске и в командировке, ведущих прием. Веселенький постер, возвещающий о том, что на этой неделе студенты-медики могли получить бесплатную пиццу от ванкуверского отделения «Карел Вита Хадсон» – «и почему бы вам не прийти на воскресный бранч от «КВХ» и просмотр фильмов в дискотеке «Хайбарн»? Просто заполните бланк приглашения, прилагаемый к пицце. Вы получите бесплатный билет, и у вас останутся незабываемые впечатления от отлично проведенного времени». Но о докторе Лоре Эмрих, в недалеком прошлом звезде академического сообщества университета Доуса, специалиста по самым разным, устойчивым к лекарственным препаратам и не очень, штаммам туберкулеза, профессора, исследования которой спонсировались «КВХ», одной из создателей чудо-препарата «Дипракса», не говорилось ни слова. Она не уехала на вызов, не находилась в отпуске или командировке, не вела прием. Ее фамилия не значилась во внутреннем телефонном справочнике, который висел на зеленой ленте рядом с доской объявлений. Она не разыскивала собаку-трехлетку с коричневой шерстью. Какое-то отношение к ней могла иметь разве что одна открытка, прикрепленная в нижней части доски, с прискорбием извещавшая, что «по приказу ректора» намеченное заседание общества «Врачи Саскачевана за честность» не сможет состояться на территории университета Доуса. А о новом месте и времени заседания будет сообщено дополнительно.
* * *Тело стонало от холода и боли, а потому до мотеля Джастин добрался на такси. На этот раз он повел себя умно. Позаимствовав листок из блокнота Лесли, отправил письмо через цветочный магазин, вместе с букетом роскошных роз.
«Я – английский журналист и друг Бирджит из «Tunno». Я расследую смерть Тессы Куэйл. Пожалуйста, позвоните мне в мотель «Саскачеван мен», номер восемнадцать, после семи вечера. Я рекомендую воспользоваться телефоном-автоматом, достаточно удаленным от Вашего дома.
Питер Аткинсон». «Кто я, скажу позже, – рассуждал он. – Чтобы не вспугнуть ее». Теперь оставалось договориться о времени и месте. Его «легенда» вызывала серьезные опасения, но другой у него не было. Он был Аткинсоном в немецком отеле, но это не спасло его от побоев. И обращались они к нему как к Куэйлу. Но билет из Цюриха в Торонто он брал по паспорту Аткинсона, Аткинсоном зарегистрировался в небольшом мотеле, расположенном неподалеку от железнодорожного вокзала, где, склонившись к маленькому радиоприемнику, узнал, что доктор Арнольд Блюм объявлен в международный розыск по подозрению в убийстве Тессы Куэйл. «Я верю, что Освальд действовал в одиночку, Джастин… Арнольд Блюм потерял самообладание и убил Тессу…» Вроде бы никто не приглядывал за ним, когда он садился на поезд в Виннипег, где выждал день, а потом, на другом поезде, уехал в этот маленький городок. Но он не тешил себя ложными надеждами. Самое большее, он мог обогнать их на несколько дней. Но в цивилизованной стране не скажешь, кто есть кто.
* * *– Питер?
Джастин разом проснулся, посмотрел на часы. Девять вечера. Ручка и блокнот лежали рядом с телефоном.
– Питер слушает.
– Я – Лара, – с жалобой в голосе.
– Привет, Лара. Где мы можем встретиться? Вздох. Печальный вздох, как нельзя лучше соответствующий печальному славянскому голосу.
– Это невозможно.
– Почему?
– Около моего дома легковой автомобиль. Иногда они ставят микроавтобус. Они постоянно слушают и наблюдают. Встретиться без их ведома невозможно.
– Где вы сейчас?
– В телефонной будке, – интонации указывали на то, что она не надеялась выйти из будки живой.
– Кто-нибудь сейчас следит за вами?
– Никого не вижу. Но уже ночь. Спасибо за розы.
– Я готов встретиться с вами там, где вы скажете. В доме подруги. Если хотите, за городом.
– У вас есть автомобиль?
– Нет.
– Почему? – в голосе упрек и вызов.
– У меня нет нужных документов.
– Кто вы?
– Я же написал. Друг Бирджит. Английский журналист. О прочем мы сможем поговорить при встрече.
Она положила трубку. У него скрутило желудок, хотелось в туалет, но в ванной не было параллельного телефонного аппарата. Он терпел, сколько мог, потом поспешил в ванную. Со спущенными брюками услышал, как зазвонил телефон. Схватил трубку после третьего звонка. Услышал короткие гудки. Сел на кровать, обхватив голову руками. «Что сделали бы шпионы? Что сделал бы хитрющий Донохью? Если на другом конце провода героиня Ибсена – то же, что сейчас делаю я, может, и того хуже». Он взглянул на часы, боясь, что потерял чувство времени. Снял с руки, положил рядом с ручкой и блокнотом. Пятнадцать минут. Двадцать. Тридцать. Что с ней случилось? Взял часы, едва не вышел из себя: никак не удавалось застегнуть их на руке.
– Питер?
– Где мы можем встретиться? Я приеду, куда вы скажете.
– Бирджит говорит, что вы – ее муж. О боже. Земля остановилась. О боже.
– Бирджит сказала это по телефону!
– Она не упоминала имен. «Он – ее муж». И все. Она понимает, что лишнего лучше не говорить. Почему вы не сказали мне, что вы – ее муж? Тогда я бы не подумала, что ваш звонок – провокация.
– Я собирался сказать при встрече.
– Я позвоню моей подруге. Не следовало вам посылать розы. Это роскошество.
– Какой подруге? Лара, будьте осторожны в том, что скажете ей. Меня зовут Питер Аткинсон. Я – журналист. Вы все еще в телефонной будке?
– Да.
– В той же?
– За мной не следят. Зимой они следят только из автомобилей. Они ленивы. Ни одного автомобиля рядом нет.
– У вас достаточно мелочи?
– У меня карточка.
– Пользуйтесь монетами. Карточку уберите. Вы звонили Бирджит по карточке?
– Это неважно.
Вновь она позвонила без десяти десять.
– Моя подруга занята на операции, – объяснила она. – Операция затянулась. У меня есть другая подруга. Она готова принять нас в своем доме. Если боитесь, возьмите такси до «Эйтонса», а дальше доберетесь пешком.
– Я не боюсь. Осторожничаю.
«Господи, – думал он, записывая адрес, – мы еще не встретились, а я уже послал ей две дюжины роз, и мы говорим, как любовники».
* * *Мотель он мог покинуть двумя путями: через переднюю дверь, выводящую на автостоянку, или заднюю, выходящую в коридор, через который, уже по другим коридорам, он мог попасть к регистрационной стойке. Погасив свет в номере, Джастин приник к окну, оглядывая автостоянку. Под полной луной машины поблескивали серебристым инеем. Из двадцати автомобилей только в одном сидели двое: женщина за рулем, мужчина – рядом. Они спорили. О розах? О прибыли? Женщина жестикулировала, мужчина качал головой. Вылез из кабины, что-то рявкнул (выругался?), захлопнул дверцу, сел в другой автомобиль, уехал. Женщина осталась на месте. В отчаянии всплеснула руками, потом ударила ими по рулевому колесу. Голова упала на руки, она зарыдала. Подавив абсурдное желание успокоить ее, Джастин коридорами прошел к регистрационной стойке и вызвал такси.
