Луи Буссенар - Монмартрская сирота
Она протянула руку Стальному Телу и сказала:
— Я очень сильно любила Эдуарда, а он причинил мне много горя; Марсель сделает так, что я все забуду. Не правда ли, братец?
— Неужели ты еще можешь в этом сомневаться? — радостно ответил сияющий от счастья молодой человек.
— Ну вот, вы теперь радуетесь, веселитесь, смеетесь, — сказала с улыбкой Колибри, — а перед этим были похожи на приговоренных к смерти.
— Действительно, я думала, что вот-вот умру, — прошептала Элиза. — Так мне было тяжело!
— А что, папа Дэрош, — продолжала индианка, — ты как думаешь: ведь эта гадкая женщина приехала сюда сообщить тебе о сыне вовсе не из доброты. Я полагаю, что она просто хотела расстроить его свадьбу с Элизой.
— Совершенно верно, моя дикарочка.
— И в своих расчетах она блистательно ошиблась, — сказал Стальное Тело.
ГЛАВА XI
огда полковник Шамбержо прочитал в газетах убийственную заметку о себе, он в первый раз в жизни почувствовал, что у него уходит почва из-под ног.
Оставалась лишь слабая надежда на огромные связи, неоднократно помогавшие ему выкрутиться из разных скандальных историй. Он рассчитывал, что военное ведомство и на этот раз спасет его от гражданского правосудия.
Эти надежды, однако, рухнули. На третий день после появления роковой заметки его вызвали к военному министру для объяснений.
Министр, всегда любезный и обходительный с штаб-офицерами, принял на этот раз полковника Шамбержо с удручающей суровостью, даже не взглянув как следует и не пригласив сесть. Резко отчеканивая каждое слово, он проговорил строго и холодно:
— Мне представлены доказательства вашего скандального и преступного поведения, за которое вам придется сесть на скамью подсудимых. Главное разбирательство подобного рода обесславит не только вас с нами, но и ляжет пятном на весь офицерский корпус. Вам предстоит разжалование, потом ссылка и каторга. Выход один — револьвер. Даю вам двадцать четыре часа на размышление. Потом стану действовать. Ступайте.
Министр сурово сделал жест по направлению к двери.
Нечто подобное произошло почти в то же самое время и в квартире Дианы.
Королева Золота все еще находилась под обаянием сладкой мечты о том, как к ней вернется ее любовник; вдруг ей доложили о приходе полицейского комиссара, который сейчас же вошел сам, не дожидаясь разрешения.
— Вы зачем? Что случилось? — спросила она, застыв от дурного предчувствия.
— Дело не особенно для вас приятное… До полиции дошли слухи о том, что на одного французского гражданина было сделано покушение. Его ночью оглушили ударом по голове, а потом выбросили тело в Сену, чтобы скрыть следы преступления.
— Мне какое дело до этого? — перебила комиссара Диана. — Знаете ли вы, кто я?
— Я пришел к госпоже Диане А. Диксон и предупреждаю ее, что через сорок восемь часов она будет сидеть в доме предварительного заключения по обвинению в подстрекательстве к убийству, — сухо проговорил комиссар.
Диана сообразила, что у полиции должны быть серьезные доказательства ее участия в преступлении, раз полицейский чиновник позволяет себе говорить таким тоном.
Она видела, что игра проиграна, но не в ее характере было сдаваться.
— Вы не имеете права говорить мне подобные вещи, — сказала она. — Известно ли вам, что я — Королева Золота и что у меня имеются тесные связи с посольством Соединенных Штатов?
— Это нам известно, иначе мы не стали бы вас предостерегать заранее, а просто арестовали бы без всяких разговоров. Вы поняли меня? Надеюсь, вы и сами знаете, что вам теперь следует делать, чтобы избавиться от разных неприятностей… Желаю вам всего лучшего!
Комиссар вежливо поклонился и оставил Диану в состоянии полной ошеломленности от неожиданного оборота, который получило дело.
Намек комиссара был как нельзя более ясен.
Диане пришлось в течение двух суток покинуть французскую территорию из-за опасения ареста и предания суду.
ГЛАВА XII
ут же на Диану обрушился новый удар. Она прочла в газете известие о помолвке Марселя Дэроша с его двоюродной сестрой Элизой Дэрош.
Это известие было для нее как гром среди ясного неба.
Элиза — не родная, а двоюродная сестра Стального Тела!
Сначала она пришла в отчаяние. Потом это отчаяние сменилось безумной яростью.
Глаза ее горели неистовым огнем. Она металась по комнате, точно львица в клетке, охваченная бессильной злобой.
В ней с новой силой проснулась жажда мести всей семье Дэрош и главным образом «проклятой» Элизе, которую Диана считала виновницей своих несчастий и неудач.
Мучение было тем ужаснее, что она даже не имела надежды на отмщение, так как волей-неволей ей приходилось удалиться с поля битвы и притом немедленно.
В таком состоянии застал ее личный секретарь Корнелиус, которого она вызвала к себе по телефону, как только ушел комиссар.
Овладев собой, Диана описала секретарю визит полицейского чиновника.
— Этого нужно было ожидать со дня на день, — с обычным спокойствием сказал секретарь. — Всеми этими сюрпризами мы обязаны вашему другу — Стальному Телу.
— Не все ли равно, кому мы этим обязаны? Это с вашей стороны одно пустословие, — резко перебила его Диана. — Дайте лучше поскорее какой-нибудь дельный совет.
— Я вполне одобряю совет, данный комиссаром. Ничего более дельного не придумаешь. Собирайтесь-ка в дорогу и сегодня же покатим домой.
— Вы мне советуете постыдное бегство с поля битвы! — вскричала Диана. — Неужели мы позволим нашим врагам торжествовать победу?
— Да ведь ничего больше не остается. А что касается врагов, то им еще придется с нами считаться. Чем угодно готов поручиться, что они обязательно вернутся на родину, на Равнину Вех. Ну а там, среди американских прерий, все преимущества будут на нашей стороне. Уезжая из Парижа, мы не отказываемся от дальнейшей борьбы, а только меняем поле битвы. Это единственный выход из нашего теперешнего положения.
Доводы Корнелиуса были как нельзя более убедительны. Приходилось покориться необходимости и бежать-бежать.
Секретарь посмотрел в записную книжку и объявил Диане, что на другой день вечером из Гавра отходит в Нью-Йорк трансатлантический пароход «Нормандия», принадлежащий французской компании. Он предложил выехать из Парижа сегодня же с ночным курьерским поездом и брал на себя все хлопоты.
Плача от досады и проклиная судьбу, Диана начала укладываться и дала себе клятву умереть или жестоко отомстить тем людям, которые, по ее глубокому убеждению, только и делали, что преграждали ей дорогу к счастью.
