Георгий Свиридов - Дерзкий рейд
Аксакал преподнес гостю чашку кумыса, тот выпил, похвалил напиток и с откровенным аппетитом принялся за еду, отмечая, между прочим, со знанием дела качество мяса, наваристость сурпы, и даже определил, к общему удовольствию, название вяленой рыбы, держа в руках лишь небольшой ее кусок. А когда рассказал о различных способах засолки, копчения и вяления, какие применяют рыбаки Индии, Аравии и Египта, то сразу расположил к себе настороженных аульчан. Разговор пошел самый что ни есть откровенный.
— Скажи, батыр, почему ты пошел за урусами, за большевиками, а не в армию «сынов Алаша»?
Этот вопрос волновал многих, и в мазанке, едва аксакал Жудырык его задал, сразу воцарилась почтительная тишина. Джангильдинов спокойно доел кусочек жирной грудинки и, отпив глоток кумыса, сказал:
— Вы мне можете не верить, я не собираюсь вас уговаривать. У каждого настоящего мужчины есть своя голова на плечах и, как говорят, свой казан вкуснее варит. Давайте мы вместе подумаем, в случае чего мудрые аксакалы нам помогут. Будем ошибаться, сбиваться в сторону, они нас поправят, покажут верную дорогу. Согласны?
Одобрительный шум и возгласы аульчан послышались со всех сторон. Обычно приезжие важные гости лишь изрекали истины, приказывали да понукали. А тут предлагает вести разговор на равных, да еще в судьи приглашает аксакалов… В мазанке сразу стало оживленно. Каждый почувствовал себя личностью незаурядной, не маленьким, загнанным существом, неисправно платящим подати и налоги, а хозяином, человеком.
— Давай, батыр!
— Начинай, агай! У мира целый мир ума!
— Будем говорить прямо, как перед аллахом!
— Верно, батыр. — Жудырык погладил шершавой ладонью белую свою бороду. — Не зря говорят мудрецы, что, если все искать пойдут, найдут даже то, чего нет.
Джангильдинов выждал паузу и начал вопросами, как бы создавая почву для посева мысли:
— Царя скинули. Нет над казахами больше власти белого царя?
— Нет, батыр, царя, — ответил за всех Жудырык.
— Свобода пришла в наши степи?
— Пришла, батыр.
— Пора нам подумать, как жить дальше, как свою власть создать, чтобы справедливая была, народная?
— По справедливости давно народ истосковался.
— Слух идет, что такую власть хотят создать алашординцы. Они кричат везде: «Дети Алаша! Сыны ислама! Степи нашими были и нашими должны быть! Создадим свое ханство, как прадеды наши!»
— Точные слова, батыр. Даже хан уже есть, главный у алашординцев, хан Жанша Досмухамедов. Он от всех казахов самый главный. И министры у него есть, и сарбазы.
— Самый главный от всех казахов, говорите? А кто его назначал, кто его выбирал ханом? — Джангильдинов неопределенно пожал плечами. — Я вот тоже казах, а не выбирал хана. И еще не встречал человека в степи, который бы сказал, что он принимал участие в выборе хана. Может быть, в вашем ауле есть такие? Покажите мне того человека?
— Нет, батыр, мы тоже не знаем, как такое произошло, мы живем далеко, и к нам поздно новости доходят.
— Тогда скажите, аксакалы, — Джангильдинов почтительно обратился к старикам, — разве можно считать народной ту власть, которую народ не выбирал?
В мазанке стало тихо. Никто не брал на себя смелости вслух сказать слова против алашординцев. Большевики сегодня пришли и завтра, может, уйдут, а алашординцы останутся.
— Молчите? — Алимбей улыбнулся: — Значит, признаете власть хана и согласны платить ему налоги?
Слово «налоги» задело многих за живое. Первым заговорил молчавший до сих пор седоусый рыбак, энергично жестикулируя руками:
— Говорят, хан указ издал, чтобы каждая кибитка по сто рублей платила!.. Разве справедливо так — по сто рублей с кибитки! Кибитки разные стоят… Одна кибитка рваная стоит, там бедняк живет, другая кибитка из белой кошмы и внутри вся коврами устлана — там бай живет… И бедняк плати сто рублей и бай — сто рублей? Куда годится так?
— Слышал я, что в Бурлинские аулы от хана приехал бай Иса Купжасаров, он министром называется… Он деньги собирал, чтобы солдат своих иметь, — быстро заговорил, торопясь высказать свои мысли, пожилой степняк в облезлом, рваном халате. — Народ не стал платить, прогнал министра… Тогда на другой день наскочили алашординцы, плетками стали бить людей. А того, кто первым отказался налог платить, связали веревкой и зарезали, как барана. Чтобы другие, говорят, знали и боялись!
Джангильдинов выслушал всех. Охотников платить налоги алашординцам не нашлось. Потом спросил аксакалов:
— Скажите, это правда, что в степи не все казахи одинаково живут, есть и богатые, и бедные?
— Есть и богатые, и бедные, — подтвердили старики, не понимая, куда клонит гость.
— Все слышали? Я тоже говорю, есть и богатые, и бедные. И в вашем ауле есть, и по всей степи. — Джангильдинов немного помедлил, потом продолжал, как бы размышляя вслух: — А алашординцы клянутся, что все казахи — одна семья, что все мы — братья, дети одного отца, которые пошли от Али-Полосатого. А братья не должны ссориться. В семье должен быть мир и согласие. Так они говорят?
— Так, батыр.
— Тогда я хочу спросить вас: почему же между братьями-казахами такая разница? Одни живут в богатых юртах, а другие — в бедных, одни имеют тысячные стада, другие ничего не имеют, гнут на тех же богатеев спины с утра до захода солнца и вечером все равно не знают, что утром есть будут, чем детей кормить станут. Разве в одной семье такое может быть? — И Джангильдинов тут же ответил: — Нет, не может быть такое в одной семье. Верно говорю?
— Справедливые слова, батыр!
— А если это верно, тогда алашординцы неправду говорят, обманом держатся. Вот посудите сами, какие они нам братья? Кому они братья? Я не признаю их своими родственниками. Может, кто из вас считает их своими братьями?.. Молчите?.. Значит, и вам они не братья?
— Что ты, батыр?
— Знаю, кому они братья. Они — братья баям. Они — кость от байской кости. Разве бараний жир соединяется с водой? Нет, всегда жир сверху плавает и никогда с водой не соединяется. Так и алашординцы никогда с народом не соединятся, они всегда над народом, всегда наверху хотят быть и властвовать.
Аксакалы молчали, наклонив покорно головы. Конечно, разве возразишь против таких убеждений? Только один степняк, сидевший в дальнем углу, тихо произнес:
— Все верно говоришь, мудрые мысли… Но выходит, что простому человеку везде худо. Худо при царе было, худо и при своих, казахских ханах…
— Нет, аксакал, не всегда худо простому человеку. Есть еще наша, народная власть, Советы называются.
