Тело, душа и магия (СИ) - DariaTheStoryteller

И, конечно же, капитана Дуба, расплывшегося в довольной улыбке.

— Что ж, Джант, сын Неизвестного, — гордо пророкотал он, — добро пожаловать на корабль «Симуран»!

***

Ива ступала по холодной земле тихо — почти бесшумно. Осторожно пригнувшись, она, подчиняясь глубоким звериным ощущениям, чуяла — видела, слышала, улавливала — всякую опасность. Каждый след, звук, запах — ничто не скрылось от неё. Малейшая частичка тела напряглась в предвкушении хищнического скачка — скачка Ивы или кого-то со стороны, кого-то, о существовании которого Ива даже не подозревала. Несмотря на закравшееся зерно сомнения, Ива не давала ему просочиться, пресекая сами попытки — пышное соцветие страха зачерствеет прежде, чем попробует проснуться.

Ива не помнила — по-прежнему ничего не знала, — но отчего-то чувствовала себя обновлённой. Будто она никогда не была такой раньше, никогда не пробовала природу на вкус. И если водица ей казалась знакомой, то эта ледяная земля, эти пахнущие свежей зеленью деревья, этот потусторонний шорох, доносящийся отовсюду, походивший на всепроникающую песнь — ощущения леса ей в новинку. Такие ощущения.

Ощущения дикого зверя, сорвавшегося с цепи.

Порой она даже опускалась на четвереньки: передвигаться так виделось ей менее заметным. Тогда её не увидят белые существа. Нет ничего важнее. Лишь бы не достали, лишь бы…

Что гнало её вперёд? Страх или дикость? А, может, и то, и другое?

Тем не менее ей эти ощущения только на руку. Она, срывая пальцами почву, не станет задумываться, что ей холодно, что за ней — погоня. Её не будут отвлекать мысли — такие опасные сейчас, когда от одного ужаса можно сжаться и замереть, сделав себя лёгкой добычей для сильных и уверенных в себе хищников.

Лишь засыпая, Ива давала себе возможность расслабиться. Каждый раз проваливаясь в сладкую пустоту, Ива не могла окунуться полностью: некая сила тела заставляла пробуждаться каждый раз, стоило чуткому уху уловить отголоски — настоящие или выдуманные — далёкой и тёмной чащи. Будто даже крохотная зверушка способна причинить Иве — большой зверушке — боль, смерть.

Стоило Иве заслышать — она сворачивалась в комок у какого-нибудь дерева, дрожа всем телом. Её мысли проносились в голове жужжащим роем мух, пытаясь предугадать: с какой же, с какой стороны они подойдут? Холод земли обнимал её, словно ледяные руки, пытающиеся утащить вниз, в глубины — вернуть туда, куда Иве, как и всем существам на свете, предназначалось попасть.

Но, в конце концов, усталость брала своё, обозначая начало нового круга — поочерёдного танца свирепой дикости и ледянящего ужаса. А уже с новым тёплым рассветом Ива могла вновь увериться в том, что за тьмой всегда приходит свет.

И ей чувствовалось, будто эта простая истина никогда не была ей доступна.

Днём — в слепящих лучах солнца — Ива обнаруживала путь. Родная водица указывала ей дорогу, струясь меж высокими, поглощающими небесное тепло деревьями, омывая их большие ветвистые корни. Рыхлая почва охотно принимала в себя белые стопы, становившиеся лишь белее от прилипавшей к ним грязи. Ива отчего-то знала: так не должно быть. Эта неестественная белизна появилась не просто так.

В конце концов, полноводная речка поворачивала в сторону, но Ива понимала: теперь уж их дороги точно расходились. Ведь надо идти дальше — откуда отвернулись тени деревьев, где теплее. И где явно кто-то обитает — кто-то, способный помочь Иве.

Прощай, речушка! Ты сослужила Иве хорошую службу. Однако ей пора — пора дальше.

А дальше — яркие зелёные поля. Опасное место: Ива не могла спрятаться, если её заметит хищник. Но чутьё, благо, никуда не исчезло.

И она шла вперёд, выпрямившись, как растение, головой к тёплому солнцу. Короткие травинки щекотали босые ступни, а сухая земля забиралась меж крохотных пальцев. Ива чувствовала на травинках скудные капли росы — может, вода более не может ей помочь, не может стать оружием или спасительным щитом, но она всегда будет рядом, чтобы поддержать.

Но чему Ива радовалась более всего: её кожа наконец-то согрелась. Мурашки — сплошь покрывшие её тело — принялись отступать, когда на тонкие плечи наконец-то упал жаркий свет.

Длинные белоснежные волосы шуршали под пушистым ухом. Но Иву не обманул их укрывающий шум.

Идя совсем рядом с лесной чащей, Ива вдруг услышала: негромко хрустнула ветка.

Ива обернулась. В темноте чащи горели два ярких красных глаза. И кожа — жёлтая, с зелёными полосками — обтянувшая острый позвоночник хищника.

Приготовившись, Ива застыла. Все ощущения вмиг обострились. Каждый звук, каждый шорох — слышались ей, а глаз улавливал единое движение неизвестного существа. Хвост напрягся, готовясь руководить прыжком.

Но зверь — видимо, приняв условия честной схватки — вышел на свет медленно. Тогда-то Ива и смогла разглядеть его: крупный — наверное, в два раза выше неё — тощий, он стоял на двух пружинистых лапах, вытянув две длинные когтистые руки и помахивая прямым хвостом. Морда его — слишком длинная и аляповато-большая по сравнению с телом — в тупом голоде уставилась на Иву, неодновременно хлопая круглыми глазами и облизывая ряд мелких, но острых клыков.

Ива замерла, совершенно не понимая, что ей делать. Её звериные чувства метались от побега к драке. Но для побега — поздно, для драки — Ива слишком слаба.

Неужели стать его жертвой, пищей? Но… Нужно что-то делать! Но что?

Ива видела: он готовится сделать рывок для нападения. Она разве сможет увернуться? Он же… Он же огромный!

Понёсся на неё — Ива на миг замерла. Но ноги — вдруг очнувшиеся — отбросили её в сторону, зарываясь в землю. Его клыкастая морда промелькнула совсем рядом. Ива привстала, наблюдая, как кожаный зверь ищет в её поисках. Ищет и находит!

Так близко, но ей снова удалось: она отлетела в последнее мгновение, кажется, когти на лапах зверя её почти задели. Спустя миг стопу пронзило болью — острой и резкой, — и, уже взглянув, Ива увидела мелкую рану, из которой струилась кровавая дорожка. Ох… Больно наступать! Как она теперь увернётся?!

А он смотрит. Снова смотрит, чтобы на этот раз — точно перекусить её напополам своим большим ртом. Как представила, Ива не удержалась и заскулила: нет, она не хочет умирать, так нельзя… Не сейчас!

Зверь рванулся. Ива зажмурилась: она уже представила всю боль, которой её пронзит. И если она будет готова, может, будет не так страшно?

Но нет. Её тело не перекусили острые зубы — как она думала. Её не тронули.

Раздался крик. Знакомый?

Ива осторожно открыла глаза. Зверь уже не перед ней, но его отнесло. Прихватив рогами за бок, его относило чудовище — другое, совсем не похожее на кожаного зверя. Оно оказалось даже больше, сильнее, крепче. Его завитые рога явно способны разорвать. Его морда — более мягкая и соотносимая с телом — перекошена в гневе, изо рта вырывается блеяние — громкое, разрывающее голову.

И в опасности этого существа Ива не сомневалась: его пушистые бока с курчавой белой шерстью были оплетены крупными лианами и усеяны багровыми кровоточащими рубцами.

Кожаный зверь даже не успел ранить курчавого: его сразу бросили в деревья с такой силой, что ветви взорвались хрустом. Кожаный упал наземь, и тогда курчавый, не теряя ни мгновения, принялся втаптывать его в землю с яростным остервенением. Из клыкастой пасти послышался жалобный звонкий крик — крик смерти.

Но в один миг ему удалось полоснуть курчавого по морде. И снова блеяние — оно, наверное, поглотило всю поляну и наконец пробудило Иву ото сна.

Ей надо бежать! Надо бежать, пока эти двое схватились, уносить ноги как можно скорее, но… но разве она могла оставить своего спасителя?

В ней проснулось что-то. Сильнее страха. Сильнее дикости. Что это за чувство?

Даже если он спас её, чтобы съесть. Даже если потом разорвёт на кусочки. Она обязана ему помочь.

Потусторонние ощущения заголосили в голове. Тело пронзило дрожью: дрожью не ледяной, но приятной, глубокой, переворачивающей мысли. Ива почуяла окружающее: каждую скудную каплю росы, каждую частицу влаги на деревьях, каждую лужицу прошедшего дождя. Как переливы колокольчиков, они заполонили её голову, изгоняя жужжание мыслей-мошек и собираясь воедино — в единую песнь.