Александр Грачёв - Падение Тисима Ретто
На следующий день утром советские корабли снялись с рейда. День выдался ясный, солнечный. Лишь редкие белогрудые облака вереницами тянулись по небу. На море было тихо. Впереди шли два сторожевика, за ними — эсминец под флагманским вымпелом. Колонну замыкали два торпедных катера. Командование, однако, находилось не на эсминце, а на втором сторожевике. Слева вставала цепь высоких обрывов и утесов острова. Их серые глыбы были испещрены черными дырками амбразур. Артиллерийские позиции были видны и на самой вершине обрывов; никакого японского судна на море не было видно.
— Слева по курсу на обрыве вижу движение у артиллерийских орудий! — докладывали наблюдатели на всех судах.
Последовала немедленная команда:
— Всем по — боевому! Орудия к бою!
Через иллюминаторы боевой рубки командующий и сопровождавшие его офицеры следили за морем и берегом.
— Провокация! — крикнул офицер, следивший за берегом. — Стреляют!
По краю обрыва замелькали языки пламени: сразу открыли огонь несколько орудий. Тяжелый грохот прокатился над морем. Фонтаны воды с глухим гулом поднялись вокруг кораблей. Один снаряд ударил в стрелу мачты головного эсминца, и стрела разлетелась вдребезги; другой снаряд разорвался на палубе сторожевика, ударившись в носовую лебедку. За первым залпом последовали второй и третий. С обрыва сорвались два самолета — торпедоносца и стали заходить на колонну советских кораблей. Эсминец и сторожевики открыли огонь из всех калибров. Тем временем торпедные катера круто развернулись и на всей скорости стали огибать колонну, оставляя позади плотные белые клубы дымовой завесы. Под прикрытием дыма суда зигзагами стали отходить в море. Вражеские снаряды падали то там, то тут. Позади послышался гул моторов — это торпедоносец лег на боевой курс и шел на флагманское судно. Вот от его фюзеляжа оторвалась длинная торпеда и черной сигарой полетела к кораблю. Эсминец успел сделать маневр вправо, и торпеда прошла в нескольких метрах в стороне. За первым торпедоносцем последовал второй, но его еще на расстоянии встретил сильный заградительный огонь зенитных орудий и пулеметов. Японец взмыл вверх, бросил торпеду как попало и направился к острову. Торпеда упала далеко в стороне от советских судов.
Артиллерийская дуэль продолжалась до тех пор, пока корабли, скрывшись за дымовой завесой, не ушли в море. А четверть часа спустя над позициями японцев по Северному плато загремела наша артиллерия. Столбы дыма и огня поднялись там, где находились вражеские траншеи. Это был достойный ответ на вероломство.
Советские суда вернулись к месту стоянки флота с обгорелой краской на стволах орудий, с массой осколков вражеских снарядов на палубах, с вмятинами от осколков на броневых частях, с убитыми и ранеными на палубах.
Весть о злодеянии моментально облетела все подразделения десантных войск. Десантники с нетерпением ждали приказа о штурме последних рубежей вражеской обороны. Но советское командование не торопилось: в штабе разрабатывался план всеобщего наступления с задачей очистить весь остров от вражеских войск и овладеть военно — морской базой, расположенной на западном берегу острова, в бухте Мисима.
В эту ночь Грибанов находился на флагманском корабле. Он участвовал в обсуждении плана наступления. Около двенадцати ночи командующий отпустил его отдыхать. Укладываясь в чистую постель, Грибанов перебирал в памяти детали встречи с подполковником Кувахара, вспоминал подробности провокационного обстрела советских кораблей, думал о судьбе четверых друзей, томящихся на острове Минами. Теперь он не верил, что они живы. Не встретит он больше Надю.
Утром в штабе стало известно, что на острове, в тылу наших войск, активизировались японские смертники. Ночью было зарезано несколько патрулей, с рассветом вражеские снайперы стреляли в каждого офицера, появлявшегося на берегу или на дороге, ведущей на юг. Десантники рассвирепели. В траншеях, на переднем крае, собирались группы смельчаков по пять — шесть человек и под покровом темноты подползали к вражеским траншеям, забрасывали их гранатами, а затем врывались туда. Японские солдаты, как правило, в панике оставляли позиции. На одном из участков десантники продвинулись таким способом более чем на два километра.
Подготовка к решающему штурму длилась трое суток. За это время на остров было доставлено много военной техники. Подошли новые транспорты с войсками, был создан крупный, резерв боеприпасов. Несколько раз за это время появлялись японские парламентеры. Сначала они принесли пачку листовок и просили раздать их советским солдатам на переднем крае. В листовках содержался любопытный текст, написанный от руки по — русски и отпечатанный на стеклографе:
«Сводка. Наши войска уже прекратили военные действия и для прекращения войны теперь с Главнокомандующим Вашего Войска наша комиссия продолжает договор. Поэтому прошу от души временно возвращаться в Ваш баз. Конец“.
Парламентер, принесший эти листовки на командный пункт, заявил, что ему приказано дождаться ответа советского командования. Его бесцеремонно выпроводили.
Было ясно, что японцы неспроста затягивают переговоры.
КАПИТУЛЯЦИЯ ИЛИ ПЕРЕМИРИЕ?
Четверо суток подряд посменно сидели с наушниками на радиостанции капитан Брич и сержант Кэбот, пытаясь связаться с командованием пятого американского флота. На вторые сутки вечером, в тот момент, когда советские десантники овладели главной высотой Северного плато, Кэботу удалось подстроиться на волну какой — то американской радиостанции и передать радиограмму. В радиограмме сообщалось, что двое американских военнослужащих одной из эскадрилий воздушных сил, капитан Ральф Брич и сержант Эрвин Кэбот, считавшиеся погибшими, находятся на острове Минами в японском плену и по поручению японского командования имеют сообщить нечто весьма важное.
Через некоторое время Кэбот получил радиограмму, в которой сообщалось, что окончательный ответ будет передан после наведения соответствующих справок. Минуло двое суток, а обещанного ответа не было.
Брич и Кэбот тщетно пытались связаться хоть с какой — нибудь американской радиостанцией. Японцы, включая генерала Цуцуми, относились теперь к американским пленным с подобострастием. Их, правда, не выпускали на волю, но они могли подолгу гулять возле штаб — квартиры командующего в сопровождении двух жандармов. Разумеется, их держали в полном неведении относительно того, что происходило на острове в эти дни.
В последние сутки у пленных американцев почти безвыходно сидел подполковник Кувахара. Он был в высшей, степени любезен с Бричем и Кэботом, но от их внимания не могла ускользнуть крайняя нервозность Кувахара. О, если бы они знали, что происходило в это время в его душе, они бы смогли продиктовать ему любые условия за свою работу на рации!
