Валерий Нечипоренко - Ловчий
Но не будем торопиться с выводами. Однако же принять кое-какие меры не помешает.
Ирина спала как младенец.
Я взял ее сумочку, достал из-под прокладки клофелин и, аккуратно распечатав упаковку, заменил опасные таблетки на безвредные — от кашля, которые купил в аэропорту, пока мы поджидали багаж.
Приятных снов, милая. Еще посмотрим, кто кого переиграет.
Затем я вернулся к Абдунасиму:
— Извините, пожалуйста, мою жену — бессонная ночь, утомительные перелеты, волнения, — сами понимаете…
— Что вы! Ваша уважаемая супруга не нуждается ни в чьих извинениях…
Я уселся на свое место и возобновил разговор, столь некстати прерванный Ириной.
— Абдунасим, я хотел сказать о том, что мне больше всего понравилось в Дадо. Верность дружбе! Столько лет прошло, а он старается для друга, как иной не старался бы и для себя. Такое нечасто встретишь, а? Неплохой повод для тоста.
— В этом доме Ярослава Гавриловича чтут как святого, кивнул Абдунасим, склонив над моей пиалой носик хитрого чайничка.
— Видимо, к тому есть веские причины?
— А вы разве не знаете? — удивился он.
— Не-ет, — осторожно ответил я. — Ярослав Гаврилович не очень любит говорить о своем прошлом.
— Ну, тогда я вам расскажу. — Абдунасим плеснул чуть-чуть себе — лишь бы поддержать компанию — и поерзал, устраиваясь поудобнее. — Эта история достойна быть повторенной много раз. Конечно, сам я не был ее свидетелем, но слышал и от Дадо-ака, и от его уважаемых родственников, и от соседей.
Семнадцать лет назад здесь произошло сильное землетрясение. Подземная волна почти не задела Ленинабад, обрушив всю свою мощь на Кайраккум. Основной удар пришелся как раз на эту улицу, где мы с вами сейчас находимся. Несчастье случилось днем, когда многие находились вне помещений, не то жертв было бы гораздо больше, потому что едва ли не половина городка в считанные секунды превратилась в развалины.
Дом Дадо-ака, но не этот, а другой, правда на этом же фундаменте, рухнул сразу. Обвалилась одна из стен и просела крыша. Погибли его старушка-мать и первая жена. Дети чудом уцелели, но выбраться из дому не могли — и двери, и окна оказались заваленными, притом детишки-то были совсем крохотные: младший еще лежал в колыбели, а второму едва исполнилось три годика. Старшие дети гостили у родственников, а сам Дадо-ака буквально накануне уехал в дальнюю командировку.
На крики сбежались некоторые соседи у многих ведь тоже случилось несчастье, но проникнуть в дом никто не решался. Земля под ногами подрагивала, в любой момент мог повториться сильный толчок, и тогда уцелевшие стены, покрытые сетью широких трещин, сложились бы как гармошка, похоронив под собой смельчака. У собравшихся сердце разрывалось на части, они громко причитали, но ничего поделать не могли и только уповали на милость Аллаха.
Наконец кто-то решился приблизиться к завалу, но тут последовал второй сильный толчок. На глазах у всех полуразрушенный дом зашатался, как на шарнирах, трещины углубились и расширились, сверху посыпались комья глины — дом был построен из саманного кирпича. А внутри плакали и звали маму малютки. Многие опустили голову и закрыли уши, чтобы не видеть и не слышать, как погибнут невинные дети. Но каким-то чудом стены устояли, хотя и растрескались на отдельные куски, которые висели буквально на волоске. Теперь даже порыв сильного ветра мог опрокинуть их.
К великому счастью для семьи Дадо-ака, в этот момент по улице проезжал Ярослав Гаврилович. Увидев через обрушившийся дувал горестную толпу и груду развалин, он мгновенно понял, что произошло, и поспешил во двор. «Кто остался в доме?» — спросил он у собравшихся. Ему ответили, что там старуха, молодая женщина и два малыша, — никто ведь не знал, что женщины уже присоединились к своим предкам. Ярослав-ака огляделся и, заметив в углу, возле сарая, ломик, схватил его и бросился к стене. Несколько ударов, и он выбил кусок стены, после чего без колебаний пролез в образовавшееся отверстие. Вскоре он подал через эту дыру младенца, затем второго мальчика и, наконец, вылез сам, сообщив, что женщины придавлены рухнувшей стеной и извлечь их из-под обломков сейчас невозможно. Не успел он еще отряхнуть пыль с колен, как земля снова содрогнулась и все, что еще уцелело от дома, сложилось в одну общую кучу.
Рассказывают, что все произошло именно так.
Узнав о счастливом спасении сыновей, Дадо-ака поклялся на Коране, что и самой жизни не пожалеет для своего друга и брата, каковым стал ему теперь Ярослав Путинцев. А слово у Дадо-ака твердое, — закончил свой рассказ Абдунасим.
X
Горячие новости из кишлака
Разбудил меня плеск воды.
Ирина стояла в углу мехмонханы, у умывальника, и яростно чистила зубы.
В комнате царил прохладный полумрак, но это ни о чем не говорило: росшее под окном гранатовое дерево надежно защищало от прямых солнечных лучей.
Я посмотрел на часы. Так и есть: скоро двенадцать. Вздремнули… Впрочем, куда нам торопиться?
Ирина омыла плечи и обнаженную грудь водой из кумгана и, растираясь полотенцем, подошла, сев рядом.
Похоже, она быстро набирала форму. Лишь прищуренный взгляд выдавал тщательно скрываемую тревогу.
— Дима, я вела себя нехорошо, да? — виновато заговорила она, поглаживая меня по руке. — Наговорила лишнего, да? Ругалась? Не давала тебе отдохнуть?
Из этих четырех вопросов лишь один интересовал ее по-настоящему: не наболтала ли она лишнего?
— Ты, милая, попросту обкушалась. Вот уж не думал, что ты способна напиваться до бесчувствия.
Она слегка покраснела, но сумела спрятать досаду, вновь прибегнув к покаянно-кокетливому тону.
— Ну, Дима, надоедает же все время контролировать себя. Я, может, мечтала хотя бы разок расслабиться.
— Тебе это вполне удалось. Какая мечта на очереди?
— Дима, ну не будь злючкой!
— С сегодняшнего дня — ни грамма, поняла, моя прелесть?
— Чего это ты раскомандовался? — насупилась она. — Я, кажется, не девчонка и не нуждаюсь в дурацких советах!
— Не надо было так нажираться вчера.
— Ну у тебя и лексикон!
— Получай, что заслужила, милая. Я обещал твоему дядюшке привезти сундучок, и привезу, но давай условимся, что ты не будешь мне мешать.
— Ах, я уже мешаю!
— Вчера ты вела себя безобразно!
— А ты сейчас ведешь себя несносно!
— Милая, даже куриные мозги должны понимать, что в чужой монастырь не суются со своим уставом.
— Это у меня куриные мозги?!
— Если скажу «да», пернатые могут обидеться.
Она стиснула кулачки:
