Леонид Млечин - Поединок (сборник). Выпуск 14
Я написал в прокуратуру республики — просил проверить, почему прекращено следствие по делу о спекуляции машинами, но меня, оказывается, опередили. Причем довольно неожиданным образом.
«Прокурору республики...
...Мы, друзья и товарищи Бориса Петрушина... возмущены тем, как выгораживают преступников и издеваются над их жертвой... Некая Горохова Светлана, которая в целях завладения автомашиной своего мужа покушалась на его жизнь и варварски лишила его руки, понесла смехотворное наказание, а теперь еще через суд добилась того, к чему стремилась, совершая преступление: судья, приговоривший ее к лишению свободы, хотя и только на 6 лет, за ней же и оставил машину! Мать преступницы Горохова К. А., директор кондитерской фабрики, имеет крупные связи и большое влияние на городских руководителей, с помощью которых, как оказалось, может дирижировать даже следствием и судом... На следствии всплыло, как она лично вместе с дочерью занималась перепродажей машин по повышенным ценам, разными денежными аферами, но все это замяли, а следователя, который начал дело распутывать, выгнали с работы...
...Мы обратились к писателю... за помощью... Правда, тогда мы не знали еще многих подробностей, написали только про смехотворно мягкий приговор убийце, мы рассчитывали, что писатель все размотает, поможет победить правде, невзирая на лица и служебное положение. Но здесь сумели и его окрутить...»
В прокуратуре мне сообщили, что этому письму уже дан ход. Областной прокурор получил указание вернуться к материалам прекращенного дела, а решение о судьбе машины было опротестовано.
Из определения областного суда
«...Принимая во внимание фактические обстоятельства дела, следует считать, что автомашина ВАЗ-21011 приобретена в период совместного проживания супругов одной семьей и является их общим имуществом, подлежащим разделу... Автомашины, находящиеся в личной собственности граждан, предназначены для личного пользования, а истица приговорена к длительному лишению свободы и реально осуществлять пользование ею не может... Исходя из вышеизложенного, судебная коллегия считает, что автомашину ВАЗ-21011 следует оставить за ответчиком, а его обязать возместить истице половину ее стоимости...»
Теперь надо было ждать атаки с другой стороны. Она не замедлила. В прокуратуре меня ознакомили с жалобой — там был абзац, который следует привести.
«...Считаю, что это писатель нажал на областной суд, который лишил меня моей машины... Он приезжал ко мне в колонию, разговаривал со мной очень вежливо, выражал сочувствие, но оказалось, что все это наглая ложь. Разве так поступают советские писатели?.. Жалость — плохой советчик. Петрушин и без руки такой же подлец, как с рукой. Сам не может пользоваться машиной и мне не дал. Разве это похоже на правильное поведение культурного человека?..»
Сообщения прокуратуры о ходе возобновленного следствия все не было, но информация, полученная от Г. И. Дудко, оказалась более оперативной. Галина Ивановна прислала мне вырезку из местной газеты.
«В прокуратуре области
Закончено расследование по делу о бывшем директоре кондитерской фабрики Гороховой К. А. Как установлено следствием, на протяжении длительного времени Горохова занималась хищением государственных средств, поборами, спекуляцией, злоупотребляла служебным положением. При обыске у нее обнаружено наличными свыше 48 тысяч рублей, три сберкнижки на предъявителя и две на подставных лиц на общую сумму около 36 тысяч рублей, большое количество золота, серебра, хрусталя и других ценностей, а также 402 литра наливки и 2473 банки варенья, компота, маринованных грибов и пр. домашнего производства, хранившиеся в подвалах принадлежавшего ей жилого дома. Материалы следствия передаются в суд».
Любопытно, что в присланной вырезке подчеркнуты были не строки о найденных тысячах, а о банках грибов и компота, хотя первое пахло очевиднейшим криминалом, а второе говорило разве что о нравственной деформации. Но для Галины Ивановны, очевидно, именно это было важнее.
Кто бы нам объяснил, откуда возникла такая страсть к хрусталю? Про золото, про серебро умолчим — сколько жизней загублено презренным металлом! Но с серебром и золотом хоть можно понять: компактно, красиво и, если предметы высокого качества, действительно ценно. Века их ценность не девальвируют, а повышают. Но хрусталь?!
Этим пышным, громоздким, ничему не служащим хламом уставлены магазины, в комиссионках он стоит уже на полу, и только грациозности продавщиц мы обязаны тем, что вожделенный кристалл еще не превратился в осколки. И однако, что ни дело о крупных хищениях, об умопомрачительных взятках — в протоколах обыска читаем: ваза хрустальная, кувшин хрустальный, бокалы хрустальные... Махровая безвкусица и мещанская пошлость, неотторжимы от алчности. Конечно, не всякий хрустальный эстет непременно грабит казну, но ни один казнокрад почему-то не может обойтись без этого знака приобщенности к почтенной среде.
Откуда взялась такая мода? Насколько нелепа тяжесть граненых стекляшек в наших крохотных интерьерах, как смешна — на наших столах, среди килек и винегрета! Непреходящая ценность? Вложение денег? Стоимость престижного ширпотреба падает до нуля в ту минуту, когда пробит кассовый чек: никому, даже со скидкой, эту поделку уже невозможно продать. Но тяга к шикарной жизни, в хрустале воплощенная, очевидно, неистребима. В новых уголовных делах, только-только заведенных, читаю описи, акты и протоколы. Все то же, все то же: ваза хрустальная, бокалы хрустальные...
Когда я был у Гороховых, витрины сервантов тоскливо зияли, хрусталь томился в подвалах, в ямах, на антресолях, в замаскированных тайниках, им не пользовались, не любовались, его — имели. И ради имения — шли на все, буквально на все.
Впрочем, зачем так узко ставить вопрос? Разве дело в самом хрустале? Разве он цель, а не символ? Витрина для тесного круга: не лаптем, мол, щи хлебаем, знай наших — Европа!..
Нет, хрусталь — это частность, просто слишком уж он выпирает, слишком нагло лезет в глаза, доводя до сверкающего гротеска один социальный феномен, которому не так-то легко дать краткое описание. Я — о столбиках цифр. О суммах, изъятых (изымаемых, если точнее) у воров и мздоимцев. Чем они поражают, эти столбики цифр? Размером? Скорее — абсурдностью. Цифры с пятью нулями. С шестью. С семью. Есть и больше. Даже намного. Зачем? Вот вопрос, на который пока что толково и внятно никто не ответил.
Кресло конечно же возвышает — на верхней ступени смешно брать столько же, сколько на нижней. Регалии, титулы, звания дают привилегии, с ними больше возможностей, простора, размаха, но и самые вознесенные, где бы там они ни парили, живут не в какой-то иной, а в нашей реальности, где особенно не разгуляешься. Куда их вложишь, эти нули? Разве что в бриллианты, укрытые подальше от глаз. Всю жизнь балансировать на лезвии бритвы, не имея ни единого шанса извлечь из этого хоть малейшую пользу, — вот нетронутый материал для жестокой и страшной сатиры.
