Сочинения в трех томах. Том 1 - Майн Рид
Генрих пришел в ужас от этого рассказа. До сих пор Севрэн не принимал участия в разговоре, но тут он сказал:
— Уж и выдумают! Если бы слухи о всех убийствах, приписываемых Сэгину, были достоверны, то не существовало бы более в Северной Америке ни одного индейца. Я знаю, что Сэгин безжалостен на охоте, которою занимается, но я отказываюсь верить, чтобы он прибегал к бесчестным средствам: это не в его характере.
— Все равно! — воскликнул Генрих Галлер. — Этот человек занимается позорным ремеслом, и я готов заклеймить его в лицо.
— Ну зачем же это? — пробормотал Биль Бент.
Такое различие во взглядах только вносило больше интереса в вечернюю беседу, в общем же вся обстановка нравилась Генриху. Воспоминание о дорогих сердцу людях не изгладилось из его памяти, но превратилось в какой-то священный культ. Путешествие доставляло ему нравственное и физическое удовлетворение. Кровь обращалась быстрее в жилах, зрение обострялось, он мог, не мигая, глядеть на солнце. Иногда, не в силах сдержать прилива энергии, которую он чувствовал в себе, он уносился вперед на своем Моро; обыкновенно из таких экскурсий он возвращался с букетом цветов, упоенный их благоуханием, солнечным светом, окружающей поэзией. Одним словом, им овладела степная горячка.
Сначала он не понимал значения этого слова, которое так часто было на языке у его спутников и всегда произносилось ими с усмешкой. Означает оно такое состояние возбужденности, которое заставляет путешественника забывать прошлое, худо ли оно или хорошо, и жить только впечатлениями минуты. Севрэн ничего так не желал для своего родственника, как именно этого забвения. Когда Генрих возвращался с какой-нибудь прогулки веселый и возбужденный, Севрэн говаривал своим товарищам:
— Да простит Бог доктору Вальтону, который считал Генриха неизлечимым. Путешествие на Восток — лучше всех медикаментов из новоорлеанских аптек.
Когда караван стал подъезжать к Арканзасу, вдали начали показываться всадники, но они тотчас же прятались за холмами; это были индейцы из племени понов. В продолжение нескольких дней отряды их бродили вокруг каравана, но страх перед карабинами удерживал их на почтительном расстоянии. Наконец караван достиг берега реки выше известных холмов Плумбут, покрытых плодовыми деревьями. Вагоны поставлены были в круг, а лагерь расположился внутри этого круга.
Отряду нужно было добыть свежей говядины. До сих пор им попадались буйволы только изредка; между тем они въехали в такие места, где буйволов очень много и где они ходят большими стадами.
— Вот куда нужно идти! — вскричал Севрэн, перебивая спор охотников о том, куда направиться, чтобы иметь больший успех. — Вот куда, и у нас будет свежее мясо к ужину!
Охотники, в том числе и Генрих, взглянули по указанному направлению. Пять черных быков выделялись на небольшом пригорке. Тотчас подтянули подпруги, опустили стремена, и наши охотники галопом понеслись на добычу. Севрэн охотно последовал бы за ними, но он боялся насмешек, которыми его щедро награждали за чрезмерную заботливость о Генрихе. Генрих был теперь настолько здоров, что мог быть предоставлен самому себе; Севрэн остался, но отрядил верного Годэ за своим господином.
Охотники неслись во всю прыть; в этот день они проехали немного, и лошади их были свежи. Из трех миль, отделявших их от пригорка, они уже проскакали две; но тут звери почуяли их приближение.
Некоторые новички, в том числе и Генрих, вместо того, чтобы обойти зверя сбоку, неслись прямо на него и спугнули его. Один из буйволов поднял свою косматую голову, начал фыркать и бить землю копытом, затем пустился бежать прочь в сопровождении товарищей.
Охотникам оставалось или преследовать добычу, или ни с чем возвращаться в лагерь. Они избрали первое и очутились перед земляным валом. Это была как бы ступень громадных размеров, которая отделяла одну площадку от другой, более возвышенной, и тянулась на громадное пространство без перерыва, не образуя нигде прогалины.
Это препятствие несколько охладило охотников. Многие повернули назад к лагерю, говоря, что трудность превышает в данном случае удовольствие, доставляемое охотой. Только человек шесть, у которых лошади были лучше, настаивали на своем намерении. Они дали шпоры лошадям и взвились на высоту. Так как Генрих был в их числе, то и Годэ последовал за ним.
Пришлось проскакать около пяти миль, чтобы догнать хотя бы одну молодую буйволицу, которую ранили несколькими пулями.
Содрали шкуру с убитого зверя и начали соображать, далеко ли они отъехали от лагеря.
— Восемь миль с точностью до одного дюйма! — воскликнул Биль Бент.
— Мы находимся возле дороги, — сказал Годэ, указывая на старые следы вагонов, которыми обозначался торговый путь из Санта-Фе.
— Так что же? — спросил Генрих.
— Если мы вернемся в лагерь, то завтра мы должны будем возвращаться той же дорогой, что в общей сложности составит 16 миль, потерянных даром. Если же мы подождем своих, то просто соединимся с ними. Не так ли? У нас есть здесь трава и вода, кроме того, свежее мясо к ужину. Никто, кажется, не позабыл своего одеяла. Останемся здесь в качестве передового отряда. Кто согласен?
Всем понравилось это предложение; даже Генрих Галлер не возражал, хотя и боялся, что Севрэн обеспокоится его долгим отсутствием.
В одно мгновение расседлали взмыленных лошадей и пустили их пастись около, сами же расположились на берегу прозрачного ручья, который бежал к Арканзасу. Набрали дров и развели костер, нарезали мясо ломтями, насадив его на вертел; скоро пламя затрещало от капавшего на него сока. Охотники имели при себе оплетенные бутылки и трубки, таким образом, у них оказалось все нужное для комфорта, они засиделись и заговорились допоздна.
Мирная беседа их была нарушена только прибытием Севрэна, который не мог спокойно оставаться в лагере и нашел себе товарищей по прогулке. Вечер закончился веселыми шутками по адресу Севрэна за его чрезмерную заботливость о молодом родственнике.
Перед тем как ложиться спать, укоротили повода у лошадей, колья, к которым они были привязаны, вбили поближе. Завернувшись в одеяла и положив седла под головы, все заснули, не предчувствуя, какая тревога их ожидает ночью.
