Михаил Демиденко - За Великой стеной
В шесть часов, я заметил по часам, опять появился Комацу. Нет, теперь я был не дурак, я не вылез из укрытия: на тигра можно сесть, но неизвестно, как слезть.
— Через девяносто девять лет все, что сегодня живо, умрет, — сказал Сом. (Откуда у него в дырявой голове возникают мысли?) — Немного раньше, немного позже — какая разница.
Лично я предпочел бы, чтобы это случилось со мной через сто лет...
...Комацу и начальник охраны проверили посты. Видно, гнусный якудза — важная персона, раз проверяет посты внешней и внутренней охраны. А если выстрелить в него? А потом сказать, что он хотел убежать? Поверят или нет?
Начальник охраны что-то сказал Сому. Когда они ушли к воротам, я спросил:
— О чем спрашивали?
— Кто появится у забора до восьми вечера, стреляй без предупреждения.
— Даже в гостей?
— Стреляй, потом разберемся.
...Если появится Комацу... Это единственный шанс!
Сом тоже поставил «пушку» на боевой взвод. Это плохо!
В пятнадцать минут седьмого пожаловали «принцы» и «принцесса» — два европейца и китаянка лет за сорок. Один из «принцев»... Я его сразу узнал — янки с янтарными глазами, тот, который встречал нас с Фу на острове чанкайшистов. Потом я плыл с золотом к Гонконгу. Второй, тощий и прямой, точно проглотил бамбук, шел и делал отмашку правой рукой. Военный. Левой они придерживают эфес парадного клинка.
— Ты видел! Ты видел! — заволновался Сом. (У него на уме только женщины и выпивка.) — Симпатичная бабенка! С кем это она?
Сом ничего не понял. Ох и деревянная у него голова! Это же ОНА! Мадам Вонг! Моложавая, холеная, с европейской прической, в темных, как Сом, очках, платье-халат длинное, почти до пят, с глубоким разрезом, идущим от бедра, нога полная, в дорогом чулке.
— Хороша! — пускал слюну Сом. — Высший класс, хотя и старуха! Только почему не было слышно скрипа тормозов и на задний двор не въехала машина?
Он еще и любопытен как старик. Мадам достаточно было мигнуть Комацу, и тот вырвал бы под корень язык Сома».
О чем совещались рыцари удачи Южно-Китайского моря, осталось для Пройдохи, а значит, и для меня тайной. В данном случае можно строить всевозможные предположения. Конечно, они собрались не для того, чтобы обсудить вопрос о выведении нового сорта хризантем, и не пришли любоваться, как распускается цветок «Единственной зари». Он распускается на несколько минут прямо на глазах у зрителей и тут же отцветает. Для любителей природы чудо наяву.
На первый взгляд может показаться, что состав сборища был слишком пестрым, что эмиссары с континента не могли встретиться за банкетным столом с пиратами, банкирами, подозрительными американцами, не то хозяевами, не то агентами китайских националистов с Формозы, но это лишь на первый взгляд. Пекинские газеты искренне проповедуют догмы лишь когда это касается взаимоотношений с великим северным соседом. Здесь, в Макао, они вели диаметрально противоположную политику, прикрытую с континента завесой цитат «великого кормчего». Хотя бы тот факт, что самый богатый человек Макао, «проклятый империалист», господин Лобо был одновременно и товарищем Хо Ином, членом Пекинского правительства, был тем ключом, который легко открывал замок этой тайной вечери.
Фабрика господина Фу по производству героина, замаскированная под вывеской автомастерской, работала на сырье, доставляемом с континента, известном на весь мир сырье — опиуме марки «999», добываемом на плантациях мака в коммунах и концлагерях Китая, именуемых «Школами 7 мая». «Интерпол» в этом случае был бессилен. Португальские власти и англичане в Гонконге молчаливо оберегали статус-кво, делали вид, что не имеют понятия о происходящем на территориях, отторгнутых ими у Китая, больше того, их тайные полиции блокировали любого журналиста, пытавшегося расследовать эту щекотливую сторону «содружества наций», более представительную, чем «Британское содружество», и если при этом подданный ее величества исчезал, официальные власти набирали в рот воды.
Гангстеры сами имели сильный флот, вертолеты и личную охрану. Если бы чин португальской полиции или агент «Интерпола» все же рискнул появиться поблизости от виллы, это был бы его последний визит вежливости.
Когда-то, во время Столетней войны, французский офицер д'Отерош предложил противнику: «Господа англичане, стреляйте первыми». Времена галантных офицеров канули в Лету. Охрану в Макао несли мастера стрельбы по «сидячим птицам».
В девятом часу Сома и Пройдоху сменили, провели на задний двор, где под навесом охранники доедали яства с хозяйского стола. Пройдоха потерял аппетит. Он вспомнил подобное угощение на строительстве пиратского убежища, когда отравили всех строителей. Тем более Комацу был рядом...
Комацу все же подошел к Пройдохе и спросил:
— Где-то я тебя видел? Что-то лицо знакомое... Никак не могу вспомнить, где я видел тебя.
— Вы ошиблись, господин!
Пройдоха почувствовал, что капкан захлопывается, и вилла ему показалась Питчлеем, местом сбора охотников на лисиц, где ему отведена роль лисицы.
Когда после этого разговора он вернулся к смоковнице, подменявшие его охранники с радостью уступили пост, лишь спросили:
— А где же второй, в очках?
Пройдоха ответил:
— Пьет вино... Идите, можете взять и мою порцию. Я непьющий.
Потом он подошел к забору и, никем не замеченный, перелез через него, оказавшись в тесном глухом переулке. Он шел по переулку, сжимая в кармане пистолет со снятым предохранителем. Переулок казался бесконечным. Пройдоха пробирался вдоль высоких заборов. К его счастью, наступала стремительная южная ночь, которая текла по переулку, как горная река по дну ущелья.
«Главное — выскочить на оживленную улицу», — твердил себе Ке. Вполне возможно, внешний пост находился при выходе из переулка. Если бы на нем оказались незнакомые охранники, это могло бы окончиться для беглеца трагически.
Сзади послышался шум мотоцикла. Ке попытался вдавиться в стену, но этого еще никому не удавалось, разве только призракам, чьи тела состоят из дыма, но не из плоти.
Ке выхватил пистолет... Его ослепил луч света, и он чуть не выстрелил по фарам, когда услышал знакомый голос:
— Это я! Не смей стрелять!
На мотоцикле сидела Дженни, дочка господина Фу. Она сидела на мотоцикле, как амазонка на степном скакуне.
